Как научить ребёнка смотреть хорошее кино

Тишиной как органичным и естественным фоном жизни часто пренебрегают. Её боятся. Светлая, глубокая тишина подготавливает переживание необъятности бытия, а необъятное пугает.

Ночью в лесу у костра играл скрипач. Звучала бетховенская соната. К костру подошёл хорошо наклюкавшийся дачник-шатун. Через пять минут он взмолился:

– А нельзя ли что-нибудь другое?

– Сыграть другое? – уточнил маэстро.

– Да, – искательно улыбнулся гость.

– И что же?

– Не такое замогильное.

Между классической музыкой и тишиной много общего. Они способны не на шутку напугать человека.

Я назвал кинематограф «немногословным искусством» не только потому, что он старается не злоупотреблять речью, но и потому, что он знает цену паузам между словами. И таким странным образом он тоже учит нас. Учит быть внимательными друг к другу. Учит быть негневливыми. Учит собранности. Тишина, покой, умиротворение – это, если угодно, некая точка сборки наших детей.

Как-то я познакомился в поезде с детским неврологом. Интеллигентная, образованная женщина, любит природу. Можно сказать, выросла на природе. Она рассказала о том, как мать швырнула в неё валенком за какую-то провинность и сломала нос. Не удержалась от подобного жеста и моя собеседница: запустила в дочку валенком и попала ей в голову. Причём факты рассказчица сопоставила только сейчас. Сопоставила и побледнела. Абсолютно непонятно, как валенок, тот же самый, по сути, валенок, оказался в её руке. И тогда я сказал: «Валенок продолжает лететь. Остановите валенок. Вспомните о покое». Женщина очень внимательно выслушала меня, поблагодарила и призналась, что с ней никто никогда не говорил о покое. Она и не знала, что покой – «это так важно». А тем временем моя попутчица возглавляла неврологическое отделение одного из округов Москвы…

Что же это всё-таки такое – хорошее кино? Кто даст ответ? Профессионал? Да, конечно. Но если он начнёт разговаривать на «птичьем» языке, то мы вряд ли что-то поймём. Каждый эксперт имеет ещё и свою точку зрения, не совпадающую с мнением коллег. Складывается впечатление, что просто невозможно разобраться в том, какой фильм является безоговорочно хорошим.

Хорошее кино – это прежде всего школа чувств, в которой решающую роль играет иерархия переживаний. На первое место я бы поставил сострадание. Мы учимся любить тех, кто, казалось бы, этого не достоин. Мы находим в них что-то человеческое. Другими словами, мы учимся не выбирать достойных любви. При этом мы, конечно же, отдаём наши симпатии герою, который их заслужил. Мы учимся понимать, причём не только других людей, но и самих себя. Хорошее кино напоминает нам о тех неписаных законах, по которым у нас часто не получается жить, хотя мы и очень стараемся.

Старейший преподаватель института кинематографии Леонид Нехорошев попытался сформулировать критерий на все времена. Как-то в доверительной беседе он сказал, что хороший фильм – это тот, в котором есть Бог. Но, как вы понимаете, каждый человек вкладывает свой смысл в слово, имеющее столь длинный исторический шлейф. Как же быть? Держаться нейтральной лексики? С большим или меньшим успехом подобное удаётся только учёным. Но душе этого мало. И всегда будет мало.

С середины пятидесятых до начала восьмидесятых Нехорошев работал главным редактором «Первого творческого объединения» и киностудии «Мосфильм». Именно он курировал уже упомянутую нами картину «Сталкер». Его рассказы о том, как менялся замысел Тарковского, образ самого Сталкера, который из супермена «Кожаный Чулок» превратился в юродивого, я помню до сих пор.

Я хорошо знал Леонида Николаевича и любил его. Сейчас во ВГИКе я читаю тот курс дисциплин, который он когда-то преподавал нам. Да, я понимаю, что он имел в виду, подобравшись вплотную к своему, на мой взгляд, замечательному, критерию. Но сказано-то это было едва ли не с глазу на глаз. Не согласиться с Нехорошевым невозможно. Однако просто согласиться и поставить в этом разговоре раз и навсегда точку мы не можем.

Оттолкнёмся от мнения Леонида Николаевича и посмотрим, удастся ли нам подтвердить его правоту при помощи других слов и других образов.

Есть притча, которую я не устаю рассказывать своим детям, студентам и друзьям. Я не являюсь её автором, но со временем она словно бы стала моею. По крайней мере, меня по ней узнают.