Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция

В первом случае руль речевого поведения в надежных руках внутреннего, подсознательного лингвиста. Как отключивший сознание нинзя, он бьет точно в цель, он мгновенно выдергивает единственно возможный способ образования феминитивов от бровист и водитель из сотен хранящихся в памяти пар: пианист – пианистка, хорошист – хорошистка, тракторист – трактористка, специалист – специалистка, коммунист – коммунистка, филателист – филателистка, учитель – учительница, родитель – родительница, житель – жительница, посетитель – посетительница, воспитатель – воспитательница, писатель – писательница…

Во втором случае сознание отнимает руль у подсознания, и итог примерно такой, как если бы мы сознательно, например, осуществляли движение ходьбы. Выбирали, на какую высоту поднять ногу, куда ее поставить…

• Поэтому словообразование как речевая практика отдано не сознанию, а непосредственно навыкам, программам, большому речевому компьютеру с невероятной интуицией. Поэтому даже филологи не могут выдумывать феминитивы, но и самые обычные люди легко их образуют, когда они вообще об этом не думают.

Страх бабищи и легенды о женах

Тем не менее использование идеологических феминитивов на -ка продолжается и стало, например для СМИ, определенным маркером принадлежности к продвинутому лагерю. Недавно слово миллиардерка употребила “Медуза” – несмотря на устоявшееся миллиардерша. В далекие 50-е в СССР пользовался успехом фильм “Миллиардерша из Милана”…

Почему же сторонницам новых феминитивов нужны именно они, а не устоявшиеся слова? Дело в том, что к авторше, комментаторше и т. п. у них свои претензии. Их тоже две: основная: “-ша – суффикс жены”; и не слишком оригинальная: “феминитивы на -ша пренебрежительны”. Мы где-то это уже видели…

С первым легко: идея, что какие-то суффиксы означают исключительно жен, относится к т. н. наивным представлениям о языке. Короче, является городской легендой. Правда, крайне живучей. Одна юная комментаторша ВКонтакте “своими глазами читала”, что авторшей называлась жена автора. Может, и в редакции “Медузы” думают, что миллиардерша – это обязательно жена миллиардера?

В XIX веке среди образований на -ша действительно было много званий женщин по мужу хотя бы потому, что многие мужские чины, звания и профессии относились к словам на -ор, -ер, -арь. Конечно, это не авторша. Это унтер-офицерша, которая сама себя высекла, это коллежская секретарша Коробочка, это бригадирша у Фонвизина и капитанша Василиса Егоровна у Пушкина, это лермонтовская тамбовская казначейша, генеральша Епанчина у Достоевского, чеховская докторша, сама стиравшая на речке белье… Все эти жены унтер-офицеров, генералов и т. п. перевесили таких обыденных и незаметных современных работниц: парикмахерш, кондукторш, библиотекарш, секретарш вместе с редакторшами. И даже перевешивают совсем современных хейтерш и риелторш. Человек при этом может вполне употреблять эти слова, но не рефлексировать их структуру. Русская культура литературоцентрична. “Образ суффикса -ша”, по крайней мере у старшего поколения, сложился из литературных впечатлений, из чтения Гоголя, Пушкина, Чехова, из гимназических и школьных сочинений и ответов на экзамене.

Почему-то при этом у всех выветрилось из памяти, что полковница, чиновница, прапорщица и даже сановница с прекрасными суффиксами -ница и -щица отнюдь не командовали полками, канцеляриями и частями, а разве что своими мужьями – полковником, чиновником, прапорщиком и сановником. Так же как дьяконица, протопопица и пономарица проповедовали не прихожанам, а разве что своим мужьям – дьякону, протопопу и пономарю. Что стремление персонажа ещё одного произведения Достоевского – “Дядюшкин сон” выдать дочь за дряхлого князя объясняется тем, что дочь после венчания станет княгиней. Что одна из трех девиц в сказке Пушкина стала царицей после того, как ее взял в жены царь Салтан. Что солдатка в царской России – это жена солдата, а морячка – моряка. Допетровская каштелянка – тоже именование по мужу, от полонизма каштелян, то есть комендант крепости.