Как не надо писать. От пролога до кульминации

Я время то воспоминал,
Когда, надеждами богатый,
Поэт беспечный, я писал
Из вдохновенья, не из платы…

Книгопродавец не стал возражать:

Прекрасно. Вот же вам совет;
Внемлите истине полезной:
Наш век – торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет…

Чуть дальше он продолжает:

Постыло вам и сочиненье.
Позвольте просто вам сказать:
Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.

И поэт с готовностью соглашается:

? Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.

Пушкин любил прихвастнуть: «Я живу только с дохода от тридцати шести букв алфавита»…

…но при этом на пару с отцом регулярно перезакладывал в Опекунском совете тысячу крепостных – по десять целковых за душу. Сделавшись за пять лет до смерти камер-юнкером, уже в этом придворном ранге Пушкин взял из казны ссуду в 30 000 рублей, которую так и не вернул. Николай Первый распорядился платить ему ежегодное жалованье – 5 000 рублей, половина которых уходила на оплату двенадцатикомнатной квартиры с помещениями для двух десятков слуг, каретным сараем и дровами. После смерти Пушкина вдова и четверо малолетних детей получили в наследство долги почти на 140 000 рублей, целое состояние. Неподъёмную сумму выплатил император из личных денег.

В подобных случаях принято говорить: по доходам и расходы. Только расходы Александра Сергеевича оказались ощутимо больше доходов.

Как это было у Чехова?

Внук крепостного крестьянина, выкупившего себя с семьёй на волю, Антон Павлович Чехов к началу XX века был одним из самых дорогих российских писателей: ему платили до 1 000 рублей за один печатный лист, то есть за шестнадцать книжных страниц…

…но в двадцать три года, начиная литературную деятельность, он получал скромный оклад – 100 рублей в месяц – и жаловался: «Нет сил переменить свой серенький, неприличный сюртук на что-либо менее ветхое».

На пятом году писательства Чехов заставил издателей повысить гонорар втрое – с пяти копеек за строку до пятнадцати. Это далось дорогой ценой:

? В «Газету» я писал, но через силу, поневоле, чтоб не заставить свою фамилию жить на чужой счёт, писал мерзко, неуклюже, проклиная бумагу и перо. Будь у семьи деньги, я, конечно, не писал бы и туда.

И ещё:

? Душа моя изныла от сознания, что я работаю ради денег и что деньги центр моей деятельности. Ноющее чувство это вместе со справедливостью делают в моих глазах писательство моё занятием презренным, я не уважаю того, что пишу.

Вот как не надо писать, по точному и беспощадному мнению мастера.

В тридцать два года Чехов, уже известный всей читающей России, купил имение Мелихово с поместьем в 213 десятин земли – это 23 200 соток или 324 футбольных поля – за 14 000 рублей…

…только денег таких у него не было. «Уплачено продавцу-художнику наличными 4 000 и закладною в 5 000 по 5 % на десять лет. Остальные 4 тысячи художник получит из земельного банка, весною, когда я заложу именье в оном банке. Видите, как выгодно! Через 2–3 года у меня будет 5 000, и я погашу закладную, и останусь при одном только 4-тысячном банковском долге, но извольте-ка прожить эти 2–3 года, шут возьми! Дело не в процентах – их немного, меньше 500 в год, – а в том, что всё время обязан думать о сроках и о всякой гадости, присущей долговым обязательствам».

В тридцать пять лет Чехов признавался: «Деньги нужны адски. Мне нужно 20 000 годового дохода, так как я уже не могу спать с женщиной, если она не в шёлковой сорочке».

В тридцать девять лет Антон Павлович продал издателю Марксу права на все свои произведения, кроме пьес, – уже написанные и те, что ещё предстояло написать. Издатель заплатил 75 000 рублей. «Расчёт мой таков: 25 000 на уплату долгов, на постройку и проч., а 50 000 отдать в банк, чтобы иметь 2 000 в год ренты», – радовался Чехов…

…но четыре года спустя, за год до смерти он писал: «Денег совсем нет. От марксовских 75 000 осталось одно неприятное воспоминание… Тогда 75 000 казались мне неисчерпаемым богатством… Теперь, если бы не гонорар за пьесы, мне совсем нечего было бы есть!»