Пока все просто. Но по-прежнему непонятно — при чем тут шоколад? Эндорфинов от него не прибавляется, тирозина, чтобы синтезировать дофамин, тоже нет. Зато в шоколаде много другого вещества — фенилэтиламина (английская аббревиатура PEA, русская ФЭА). Это простенькое, в сущности, вещество (бензольное кольцо с углеродно-аминовым «хвостиком») играет колоссальную роль в механизме любовной эйфории. ФЭА как бы прорывает дофаминовый порог, резко повышая чувствительность. Как запал в бомбе. И дофамино-эндорфинный «коктейль» взрывается сильнейшей романтической страстью.
Спусковым крючком к выработке ФЭА может стать как запах (знаменитые феромоны), так и внешний вид объекта, удовлетворяющий каким-то подсознательным критериям идеальности. Лейбовиц вообще зрительное воздействие ставил на первое место. Но эффект запахов-феромонов давно доказан экспериментально, поэтому, скорее всего, работает целый комплекс раздражителей (можно еще вспомнить выражение «сексуальный голос», которое тоже возникло не на пустом месте). По поводу шоколада же Лейбовиц был, видимо, прав: внешний источник ФЭА действительно притупляет боль от утраты возлюбленного.
Но даже без всяких трагических расставаний примерно через три года мозговые рецепторы «привыкают» к действию ФЭА, и буря чувств утихает. У взрослых гармоничных людей фенилэтиламиновое «половодье чувств» сменяется широким и сильным серотониновым «потоком», который уверенно несет любовную лодку по реке жизни. Кстати, если пара много и вкусно занимается сексом, дофамин и эндорфины никуда не деваются, просто обжигающая страсть постепенно замещается не менее согревающей нежностью. Так у растений взрывное, страстно-оргазмическое превращение зерна в стебель, пробивающее асфальт, бетон или камень, сменяется спокойным ростом, цветением и плодоношением.
Альтернатива гармоничному развитию любовных отношений — синдром Дон Жуана. Человек, зациклившись на «блаженстве любовной бури», при каждом естественном спаде бросается искать новый объект, новый стимулятор любовной горячки — и так до самой смерти. Даже представить страшно такое будущее. Что может быть более безнадежным, чем одинокая старость забытого всеми Дон Жуана?
Лебединая верность
Видимо, именно с этим связана самая интересная, с нашей точки зрения, функция вазопрессина — это его воздействие на социальное поведение человека и животных. Сравнивая те виды, у которых о потомстве заботятся оба родителя, с теми, где детьми занимаются только самки, ученые обнаружили прямую зависимость: отцовский инстинкт и отцовская любовь проявлены у тех животных, у которых достаточно высок уровень вазопрессина. Более того. Эксперименты на мышах продемонстрировали, что, повысив уровень вазопрессина, можно превратить донжуанов в верных мужей и отцов.
Что же касается людей, то уже выявлена зависимость между оборотом вазопрессина и крепостью семейных отношений.
Вот только не стоит мужчинам (да и женщинам тоже, что греха таить) оправдывать свое легкомыслие тем, что «нужного гормона не хватает». Все, о чем мы говорили раньше, должно уже подвести к очевидному выводу: каждый человек способен управлять собственными гормональными бурями. Так же, как способен управлять своим весом и состоянием здоровья. Вспомните о главном принципе Луизы Хэй: только я отвечаю за то, что со мной происходит.
Похоже, именно это свойство окситоцина определяет его давно известную роль в послеродовом формировании психоэмоциональной связи мать — дитя. И, разумеется, снижение тревожности, поддержание чувства надежности и доверия делают окситоцин одним из важных элементов семейного благополучия.