Как не слететь с катушек

Марина легла, протянула руку, медсестра ловко с одного раза, нашла у нее вену, ввела иглу и, отрегулировав поступление лекарства, вышла из палаты. В коридоре она стала кого-то громко отчитывать.

– Строгая тётка, – улыбнулась Яна.

– Не говори… – вздохнула Марина. – Но руки золотые. В вену с первого раза попадает. Цены ей нет.

– Долго тебе еще лежать? – поинтересовалась Яна, присаживаясь на кровать у нее в ногах.

– Нет, скоро выпишут. День-другой – и я на свободе!

Яна взяла её за руку и погладила ладонь.

– Мариночка, как же у тебя мой браслет оказался?

– Да просто чудом каким-то! И как я его только не потеряла! Я когда из вагона прыгала – за тебя держалась. Дёрнула свою руку, а браслет-то твой с твоей руки и соскочил и на мой рукав прицепился. Да так крепко, что пока я бежала да кувыркалась с откоса – не слетел, не потерялся. Собрались мы с девчонками, а одна мне и говорит: «Ой, Маринка, что это у тебя?» Я глянула и обомлела – твой браслет! Я же у тебя его видела. Ну, отцепила я его и стала разглядывать. А девчонки навалились – всем охота поглядеть. Девчонки ошалели! Видела бы ты их лица! – засмеялась Марина. – Это настоящие бриллианты? Да один камень с булыжник! А их столько! На самом деле, страшно было. Такое состояние в руке. Тебе браслет вернули?

– Вернули, – успокоила ее Яна. – Действительно, чудесная история.

– Да… – вздохнула Марина. – Рассказать кому – не поверят. Ну и попали мы в переделку! Такое надолго запомнится. Может, на всю жизнь. А что с тобой-то приключилось?

Яна рассказала. Девушки слушали, затаив дыхание, даже гостинцы отложили.

– А сейчас я живу в отеле. Мартин снял для меня двухкомнатный номер.

– А твой Мартин красивый? – поинтересовалась Марина.

– Очень. Мне повезло. Он и человек хороший.

– Еще, видимо, он и драться умеет, – сказала Марина.

– Да, с ним спокойно, – согласилась Яна. – А сколько тебе лет?

– Много, – хихикнула Марина. – Ты бы мне сколько дала?

– Лет двадцать? Двадцать два – двадцать три?

Марина довольно улыбнулась:

– Двадцать восемь. Но ты не думай, я не всё время работала на трассе. Я год только, – отвела Марина глаза.

– А сама ты откуда? – спросила Яна.

– Хочешь узнать, как я дошла до жизни такой? С какой целью интересуешься? – съязвила Марина, явно, напрягаясь. – Извини… Просто не хочется, чтобы в душу лезли.

– Расскажи, Мариночка, – подбодрила ее Цветкова.

– А мне особо и рассказывать нечего. Я детдомовская. Кто мать? Кто отец? Не знаю. Мать отказалась от меня ещё в роддоме. Ну, отца, скорее всего, никакого и не было. То есть фактически он, наверное, при моем зачатии присутствовал, но потом испарился как утренний туман. Соответственно, родни – ноль! Шагаю по жизни – сама себе командир. Помощи ждать не от кого и не откуда. Одна я, как перст, – махнула худой рукой Марина. – Сначала дом малютки, потом детский дом. Я не могу сказать, что жизнь моя была в детском доме ужасна. Понимаешь, Яна, я не знала другой жизни, мне не с чем сравнивать. Поэтому я принимала свою жизнь такой, какой она была, и радовалась тому, что имела.

– Это правильно. Жаль только, что имела ты мало.

– Это как посмотреть. Мне хватило. Даже с лихвой.

Их разговор прервала медсестра, которая пришла снять капельницу. Она освободила руку Марины и, что-то ворча себе под нос, вытащила капельницу из палаты.

Марина с облегчением вздохнула:

– Надоели уколы и капельница. Все вены в дырках. – И улыбнулась: – Знаешь, Яна, я вообще-то умная. Я всегда хорошо училась, особенно по математике, и старалась подальше держаться от дурных компаний. Хотела чего-то в жизни достичь. Но… Человек предполагает, а жизнь располагает…

– Правильно мыслишь, – поддержала ее Цветкова.