Как общаться с вдовцом

Когда я сворачиваю на подъездную дорожку к дому, в свете фар вдруг появляются два темных глаза, точно полированные камни, потом я вижу бешеный зигзаг белого пушка и не успеваю нажать на тормоза, как из-под колес раздается отвратительный хруст — скорее ощутимый, чем слышный. Я вылезаю из машины и вижу раздавленного кролика, распростертого на потрескавшемся асфальте. Кролик еще жив, он лежит на боку и тяжело дышит, белый животик поднимается и опадает. Искалеченная передняя лапа слегка царапает дорожку, словно кролик все еще рефлекторно пытается убежать. Глазки — кофейные зернышки широко открыты, взгляд устремлен в никуда, усики дрожат. Я в нерешительности стою возле умирающего животного. Меня подташнивает, и я чувствую себя абсолютно беспомощным. Мне бы следовало его добить, прекратить его страдания, но у меня нет пистолета, а вынести бейсбольную биту и размозжить кролику голову у меня не хватит сил. Все, на что я способен, — быть с ним до конца, присесть рядом с кроликом на ночном холоде, смотреть ему в глаза, снова и снова утешительно повторять: «Прости». Ран почти не видно, кролик не корчится от страха и боли. Он спокойно лежит, смирившись, как будто смерть — всего лишь одна из вещей, которые нужно сделать сегодня. Мне ничего не остается, кроме как сидеть и наблюдать, как прерывается его дыхание. Кролик задыхается, его тело бьет дрожь, он закрывает глаза и умирает.

Я беру в гараже тяжелую садовую лопату и хороню кролика в неглубокой, незаметной могилке на краю заднего двора. Я несу лопату обратно в гараж, и внезапно к горлу подкатывает ком горечи. Я падаю на колени и обильно блюю на изгородь, пока наконец во мне ничего не остается, пока меня не выворачивает наизнанку. Меня сотрясает еще несколько тщетных рвотных позывов, от которых внутренности буквально переворачиваются. Все кончилось, у меня кружится голова и кисло во рту. В доме я споласкиваю рот виски и иду наверх. Вида сброшенного одеяла и смятых простынь на моей кровати мне сейчас не вынести, и я иду в комнату Расса. Там под одеялом лежит Клэр и читает один из принадлежавших Хейли романов в розовой обложке. У Клэр воспаленные глаза, значит, она либо рано легла спать, либо плакала.

— Привет, — удивленно произносит она. — Как прошло свидание с Брук? У меня было хорошее предчувствие.

Я медленно киваю. Грустно.

— О черт, — говорит Клэр.

— Ага, — устало соглашаюсь я и поднимаю край одеяла. Она двигается к стене, чтобы я тоже мог лечь. Я снимаю ботинки и ложусь рядом с Клэр.

— Ты дрожишь, — замечает она, и я вспоминаю предсмертную агонию кролика. Неужели я проклят, думаю я, неужели я никогда не перестану дрожать. Но Клэр кладет на меня руку и обнимает меня; она теплая, от нее пахнет тоником для лица и слезами, и спустя несколько секунд дрожь проходит. Клэр бывает властной, назойливой, высокомерной, но когда я расклеиваюсь, только она знает, как привести меня в чувство.

— Я все испортил, — сознаюсь я.

— Ну разумеется, — необидно заявляет она. — Но попробуй взглянуть на ситуацию иначе. Зато тебе было, что портить. Потихоньку, Дуг. Не все сразу.

— Похоже, ты плакала.

Она пожимает плечами.

— Гормоны.

— Ну да, — соглашаюсь я. — Ладно.

Мы по очереди плачем и успокаиваем друг друга в темноте, мы выговариваемся, пока не опухают языки и не пересыхает во рту, и нам становится нечего сказать. Потом мы молча лежим, свернувшись калачиком, как эмбрионы, как инь и ян, поменявшись местами в импровизированной утробе. Я чувствую, как меня, точно теплая патока, заливает тяжелое забытье. Последнее, что я вижу, перед тем как, убаюканный легким дыханием Клэр, проваливаюсь в черный сон без сновидений, — розовые сполохи зари, протянувшиеся в ночном небе, точно нашаривающие что-то пальцы.

Глава 33

— Какого черта? — спрашивает Расс.

Я все еще в полусне, поэтому он откашливается и спрашивает снова:

— Какого черта?

Похоже, буквально все сговорились меня будить. Если бы мне дали чуть-чуть поспать, быть может, я проснулся бы со свежими силами и новым, трезвым взглядом на жизнь, был бы готов принять свою жизнь и решить мириады проблем. Может, дело не в том, что я запутался, грущу или сам себе враг, просто я дошел до ручки от усталости.

— Уходи, — бормочет Клэр хриплым со сна голосом.

— Я пытаюсь понять, с чего это вдруг вы двое спите в моей комнате, в одной кровати, — отвечает стоящий в проеме двери Расс, — пытаюсь, но у меня ничего не получается.

— Сколько времени? — интересуюсь я.

— Девятый час.

— Чудесно. Приходи завтра.

— Завтра точно будет поздно.

Я перекатываюсь на спину и открываю глаза, пытаясь хоть чуть-чуть сосредоточиться.

— В чем дело?

— Надеюсь, ты не против, но я перееду к тебе досрочно. Если, конечно, в этом доме не происходит что-то странное, если никто не предается каким-нибудь извращенным утехам; в этом случае мне придется уехать из города, вступить в секту и продавать цветы на автовокзалах или что-то вроде того.

Я поднимаю одеяло, чтобы продемонстрировать, что с вечера не раздевался.

— Слава богу, — произносит Расс.

— Так когда ты переезжаешь? — спрашиваю я, скатываясь с кровати на пол.