— Ладно, — произносит Брук. — Вы до сих пор не оправились от смерти жены. Это так понятно. Как по учебнику. Но, если честно, все это не очень сложно.
— Я только начинаю оттаивать, — говорю я. — А еще у меня в голове настоящая путаница из-за того, что со смертью Хейли открылись большие возможности.
— Что вы имеете в виду?
— Моя младшая сестра выходит замуж за моего друга, с которым она познакомилась у меня на шиве. Так что муж, еще не рожденные дети, да и все ее будущее — следствие смерти Хейли, и у меня это просто в голове не укладывается. Колонка, которую я веду, принесла мне славу, открыла передо мной многие двери. Раньше я писал о книгах, которые никому не были нужны, а теперь издатели за мной бегают. Мои профессиональные мечты могут сбыться, и все потому, что Хейли погибла. Я прославился благодаря своему горю. А еще мне заплатит авиакомпания. Мне заплатят приличную сумму за скорбь. Я разбогатею, добьюсь успеха, но если бы я мог вернуться в прошлое и как-то ее спасти, помешать ей сесть в тот самолет, я бы сделал это. Ни секунды не раздумывая.
— Ну конечно, вы остановили бы ее, — говорит Брук.
— Но ведь однажды я снова влюблюсь, так? Я начну все заново с какой-нибудь женщиной, может, на все эти мои новые деньги мы купим большой старый дом, у нас будут дети, я стану профессиональным писателем, пожалуй, даже напишу несколько книг. Я буду жить счастливо, и все это благодаря тому, что Хейли погибла в авиакатастрофе. И я даже не знаю, когда это случится, но настанет время, когда я пересеку черту, за которой, быть может, мне уже не захочется вернуться в прошлое и спасти ее, потому что я буду знать, что, если бы она не умерла, у меня не было бы этой семьи, которую я люблю, и жизнь моя сложилась бы иначе. И сама мысль о том, что я стану человеком, который не захочет вернуться в прошлое, чтобы ее спасти…
Я хочу продолжать, но что-то случилось с моим голосом: я шевелю губами, но не слышно ни звука, и я, черт подери, чувствую, как у меня по щекам бегут слезы. Брук кивает и кладет мне ладонь на руку.
— Ну, — произносит она, — у вас проблемы с причинно-следственной связью.
— Настоящее мучение, — соглашаюсь я, вытирая ладонью слезы. — Извините меня. Обычно я плачу ближе к концу фильма.
Брук мягко стискивает мою руку и отворачивается, чтобы я мог прийти в себя.
— В каком-то смысле все так и должно быть, вы не находите? — спрашивает она. — Взгляните на это вот как: обеспечив вашу жизнь после своей гибели, она навеки останется с вами. Что-то вроде эмоциональной страховки.
— Эмоциональная страховка, — повторяю я задумчиво. — Этому вас учат на психфаке?
— Я выдумала это только что, — ухмыляется она. — Вы стали свидетелем моего извращенного остроумия.
— Отлично, — говорю я. — Мне нужно будет это обдумать. Спасибо.
— Не стоит благодарности.
Она дружески похлопывает меня по руке и убирает ладонь. Я чувствую тепло там, где была ее рука.
— Да, вы были правы, — признается Брук.
— В том, что это сложно?
— Нет, — тепло улыбается она. — В том, что вы ведомый.
Я киваю.
— А с вами что? Какова ваша печальная история?
— С чего вы взяли, что она печальная?
— Вы неоднократно на это намекнули. И у вас грустные глаза.
— Мой жених уверял, что они прекрасны.
— Жених?
— Ага.
— И что с ним случилось?
— Это сложно объяснить.
— Да ладно. Закончите фразу. У меня был жених, но…
Но тут гаснет свет и начинается фильм. В свете экрана я вижу ее радостную торжествующую улыбку.
— Время истекло, — произносит она. — У меня строгое правило: не болтать во время фильма. Спросите на следующей неделе.
— Откуда вы знаете, что мы увидимся на следующей неделе?
Она выуживает кусочек попкорна из моего стакана.
— Скажем, предчувствие.
Мы сидим в пустом кинозале в разгар рабочего дня, слегка касаясь друг друга локтями на подлокотниках, — два человека, на время сбежавшие от всех. Нас омывает льющийся с экрана мерцающий свет, мы, погруженные каждый в свое горе, смотрим, как Николас Кейдж спасает мир.
Глава 23
Вернувшись домой, я застаю на крыльце Стивена Айвза, который пытается выломать входную дверь. Он разбегается от ступенек крыльца и бросается вперед, ударяя в дверь плечом. Судя по его тяжелому дыханию и темным пятнам пота под мышками белой рубашки египетского хлопка, он ломится уже довольно долго.
— Клэр! — вопит он. — Поговори со мной!
— Иди домой, Стивен, — орет Клэр из окна над лестницей. — Ты расшибешься.
Я поднимаю голову и вижу Клэр и Расса, удобно усевшихся на подоконнике старой комнаты Расса.
— Эй, Дуг, — ухмыляется Расс. Он пьет кока-колу и явно наслаждается происходящим.
Клэр устало машет рукой и виновато поднимает брови.
— Он не уйдет.
Я поворачиваюсь к Стивену, который пытается выбить дверь ногой, как коп, но копы обычно не ходят в легких модельных туфлях за триста долларов. От ударов Стивена на двери остаются грязные полукруглые следы, но толку от его усилий маловато.
— Привет, Стивен, — говорю я. — Что новенького?