Как он лгал ее мужу

Он. Они были недостойны тебя. Я напишу другие.

Она. Нет, покорно благодарю. Довольно с меня стихов. Боже мой, какое безумие! Как я могла поступить так опрометчиво! Так легкомысленно!

Он. Да благословит бог твое безумие, твою опрометчивость, твое легкомыслие!

Она (нетерпеливо). Ах, Генри, перестань говорить глупости! Неужели ты не понимаешь, чем это мне грозит? Вдруг кто-нибудь найдет твои стихи! Что подумают?

Он. Подумают: вот мужчина любил женщину такой преданной любовью, какой мир еще не знал. Но кто он, этот мужчина, — останется для всех тайной.

Она. Нечего сказать — утешение, если для всех станет явным, кто эта женщина!

Он. Но каким образом это могут узнать?

Она. Каким образом? Да ведь там на каждом шагу мое имя — дурацкое, злосчастное имя. Господи! Почему меня не назвали Мэри-Джейн или Глэдис-Мериел, Беатрисой, или Франческой, или Дженифер, или как-нибудь совсем просто! Но Аврора! Аврора! Я единственная Аврора во всем Лондоне, и все это знают. Наверно, и во всем мире нет другой Авроры. И вдобавок это имя так легко рифмуется! Ах, Генри, неужели ты не мог умерить свои чувства хотя бы ради меня? Неужели ты не мог писать немного сдержаннее?

Он. Писать сдержанные стихи о тебе! И ты просишь меня об этом!

Она (с напускной нежностью). Конечно, дорогой, это было очень мило с твоей стороны, и я знаю, мы оба одинаково виноваты. Я должна была сообразить, что такие стихи нельзя посвящать замужней женщине.

Он. О, как бы я хотел, как бы я хотел, чтобы они посвящались незамужней!

Она. Ты не имеешь права так говорить. Эти стихи подходят только замужней женщине. В том-то и беда. Что подумают о них мои золовки?

Он (неприятно пораженный). У тебя есть золовки?

Опа. Конечно есть. Ты что, считаешь меня бесплотным ангелом?

Он (кусая губы). Да, помоги мне боже, да, считаю... или считал... или... (Еле сдерживает рыдания.)

Она (смягчаясь и ласково кладя руку ему на плечо). Послушай, милый. Конечно, это очень хорошо, что ты лелеешь меня в своих мечтах, любишь меня и тому подобное. Но разве я виновата, что у моего мужа неприятные родственники?

Он (с облегчением). Да, конечно, это родня твоего мужа, я забыл. Прости меня, Аврора! (Снимает с плеча ее руку и целует.)

Она садится на табурет. Он продолжает стоять спиной к столику и смотрит на нее с блаженной улыбкой.

Она. Если уж ты хочешь знать, так основное богатство Тэдди — это его родственники. У него восемь родных и шесть сводных сестер и бесконечное количество братьев. Но братья еще туда-сюда. Вот если б ты, Генри, хоть чуточку разбирался в жизни, ты бы знал, что во всех больших семьях сестры грызутся между собой, как бешеные, но стоит только одному из братьев жениться, как они дружно набрасываются на свою несчастную невестку и посвящают остаток жизни тому, чтобы убедить брата: твоя жена недостойна тебя. Они могут говорить это прямо ей в глаза, и она все равно ничего не поймет, потому что у них имеется бесконечное количество глупейших семейных шуточек, которые только им одним и понятны. Для меня половина их разговоров совершеннейшая абракадабра. Это меня просто бесит! Надо издать такой закон, который запрещал бы сестрам появляться в доме женатого брата. Даю голову на отсечение, что стихи у меня из шкатулки выкрала Джорджина.

Он. Я уверен, что она не поймет их.

Она. Ну да, конечно! Еще как поймет! Докопается до таких вещей, которых там и в помине нет. Противная сплетница!

Он(подходит к ней). Ну, не надо, не надо так говорить о людях! Забудь о ней. (Берет ее за руку и садится на ковер у ее ног.) Аврора! Помнишь тот вечер, когда я сидел вот здесь, у твоих ног, и в первый раз читал тебе стихи?

Она. И зачем только я это позволила! Стоит мне представить себе, как Джорджина сядет у ног Тэдди и в первый раз прочтет эти стихи ему, и у меня голова идет кругом. Он. Да, ты права. Это профанация.

Она. Профанация или нет, мне все равно. А вот что подумает Тэдди? Что он сделает? (Отталкивает его голову, лежащую у нее на коленях.) Ты, кажется, совершенно забываешь о Тэдди! (Вскакивает с места, волнуясь все больше и больше.)

Он (лежа на полу, так как толчок вывел его из равновесия). Тэдди для меня пустое место, а Джорджина и подавно.

Она. Скоро убедишься, какое она «пустое место». Ты думаешь, если женщина любит посплетничать и одевается, как пугало, так она не может наделать гадостей? Жестоко ошибаешься! (Мечется по комнате.)

Он медленно встает и отряхивает пыль с рук. И вдруг она подбегает и бросается ему на шею.