Как он похож на ангела

Брат Свет провел рукой по голове, на которой, как и у Брата Голос, было множество царапин.

– Есть. Думаете, я таким родился? Только сегодня не бреют.

– А мне хотелось бы.

– Говорите с Братом Верное Сердце, бреет он. Я пустяками не занимаюсь. На мне все хозяйство: коровы, козы, куры...

– Простите, что побеспокоил.

В ответ Брат Свет грохнул жестянкой о косяк двери, давая понять, какого он низкого мнения об извинениях, и вышел.

Куинн последовал за ним, держа в руках рубашку и галстук. Судя по солнцу, было где-то между шестью и семью вечера. Значит, он спал часа два.

Над трубой дома, где размещалась столовая, вился дымок, и его запах смешивался с ароматом жареного мяса и сосновых иголок. Воздух был свежим и прохладным. Куинн решил, что это очень здоровый воздух, и подумал, вылечил ли он ту старушку, которая построила Башню, или она умерла здесь, чуть ближе к Богу, чем прежде. Что до Башни, то он так и не видел ее до сих пор, и единственным подтверждением ее существования был гонг, возвещавший окончание молитв. Ему хотелось побродить и найти ее самому, но, вспомнив хмурого Брата Свет, он решил этого не делать. Другие могли оказаться и вовсе неприветливыми.

В умывальной он вручную накачал в бадью воды. Она была холодной и мутной, а грязноватый, серый брусок мыла домашнего изготовления отразил все попытки Куинна взбить пену. Он огляделся в поисках бритвы, но, даже если бы и нашел ее, толку было бы мало, потому что в умывальной не было зеркала. Возможно, какое-то религиозное табу запрещало Братьям и Сестрам пользоваться зеркалом. Тогда делалось понятным, почему Брат Верное Сердце стал парикмахером.

Моясь и одеваясь, он размышлял над словами Сестры Благодать о том, что его сюда привела воля Божья. "Тоже мне сова-вещунья, – мысленно усмехнулся он. – Пусть себе порхает, только меня трогать не надо".

Когда он вышел наружу, солнце опустилось еще ниже и горы из темно-зеленых стали сиреневыми. Мимо него в умывальную, молча поклонившись, прошли двое Братьев. Из столовой доносились голоса и звяканье металлической посуды. Он почти дошел до двери, когда услышал, что его зовет Сестра Благодать.

Она спешила, и ее серое одеяние вздымалось на ветру. "Как крылья у совы", – мрачно подумал он.

Она держала в руках свечи и коробку спичек.

– Мистер Куинн! Мистер Куинн!

– Добрый вечер, Сестра! Я как раз вас искал.

Она раскраснелась от быстрой ходьбы и с трудом дышала.

– Я совершила ужасную ошибку. Напрочь забыла, что сегодня День Отречения, потому что была занята Братом Голос. Ему уже лучше, он может снова ночевать у себя в комнате, а не у печи в столовой, я его только что отвела в Башню...

– Переведите дух, Сестра!

– Сейчас... Я так беспокоюсь, у Учителя опять не в порядке желудок.

– Да?

– Так вот, поскольку сегодня День Отречения, мы не должны есть вместе с чужими, потому что... Господи, я забыла почему, но все равно, раз есть такое правило, его нельзя нарушать.

– Ничего страшного, я не голоден, – вежливо соврал Куинн.

– Да нет же, вас обязательно накормят, просто лучше подождать, пока все отужинают. Это займет час, а может, и дольше, все зависит от зубов Брата Узри Видение. У него протез плохо подогнан, и он ест медленнее других. А так как он целыми днями работает на свежем воздухе, аппетит у него хороший. Брата Свет это ужасно раздражает. Вы подождете?

– Да, конечно!

– Я принесла свечи и спички. И кое-что еще. – Она извлекла из складок своего одеяния потрепанную книжку. – Книга! – продолжала она с заговорщицким видом. – Нам здесь не разрешают читать ничего, кроме книг о Вере, но я эту сохранила с тех пор, как Сестре Карме пришлось целый год ходить в школу. Она о динозаврах. Вас интересуют динозавры?

– Очень!

– Я сама ее читала раз десять. Можно сказать, я о динозаврах знаю теперь все. Обещайте никому не говорить, что я вам ее дала.

– Обещаю.

– Я позову вас, когда все разойдутся.

– Спасибо, Сестра.

По тому, как она обращалась с книгой, Куинну было ясно, что та ей чрезвычайно дорога. Давая ему книгу, Сестра Благодать прямо-таки отрывала ее от сердца. Он был тронут, и в то же время в душе у него зашевелилось подозрение: "В чем дело? Почему это она так со мной носится? Что ей нужно?"

Вернувшись в кладовку, он зажег свечи и уселся на постель, обдумывая, как быть дальше. Сначала он доберется до Сан-Феличе на грузовике с Братом Венец, потом явится к Тому Юргенсену, заберет у него свои три сотни, а потом...

А потом все было ясно. Он отлично знал, что произойдет. Как только у него заведутся деньги, он вернется в Рино. А если не в Рино, то в Лас-Вегас. Или просто доберется до первого попавшегося игорного дома на окраине Лос-Анджелеса. Работа – деньги. Игра – шиш в кармане. Всякий раз, когда он совершал этот круг, колоса увязали глубже. Он знал, что должен попробовать жить иначе... Не теперь ли?