Как он похож на ангела

Ему не слишком нравился звук собственного голоса, но в ту минуту он внимал себе с удовольствием. Он готов был слушать даже себя, чтобы хоть чем-нибудь заполнить тишину.

— Меня зовут Джо Куинн. Джозеф Редьярд Куинн, но про Редьярда я обычно помалкиваю. Вчера я находился в Рино. У меня была машина, работа, шмотки, девушка. Сегодня я стою посередине куличек, и у меня нет никого и ничего.

Ему случалось попадать в переделки, но тогда рядом были люди: друзья, которым можно было довериться, посторонние, которым он мог растолковать что к чему. Он всегда гордился тем, что умеет разговаривать с людьми. Теперь это не имело значения, слушать его было некому. Он мог бы заговорить себя до смерти, и ни один лист не шелохнулся бы на дереве, ни одна букашка не побежала бы резвее.

Достав носовой платок, Куинн вытер потную шею. Хотя он часто бывал в Сан-Феличе, ему была совершенно незнакома эта гористая, унылая местность, которую летом жгло солнце, а зимой разъедали дожди. Стояло лето, и в высохшем русле речушки неподалеку лежал сор и кости мелких животных, спустившихся сюда в поисках влаги.

Тишина беспокоила Куинна даже больше, чем солнце и одиночество. Особенно странно было не слышать птиц, и он подумал: может, они все перемерли за долгую засуху, а может, перебрались ближе к воде, на ранчо Ньюхаузера или к Башне. Он бросил взгляд на противоположную сторону дороги и тропинку, терявшуюся в зарослях эвкалипта.

«Что плохого в религии, черт подери?» — подумал он, переходя через дорогу и щурясь от солнца.

За эвкалиптами тропинка пошла вверх, и постепенно на ней стали появляться признаки жизни. Он миновал небольшое стадо жующих траву коров, овец, пасущихся на выгоне, огороженном штакетником, двух коз, привязанных в тени остролиста, оросительную канаву, на дне которой виднелась вода. Все животные выглядели сытыми и ухоженными.

Подъем становился круче, а деревья выше и пышнее — сосны, дубы, мадронья и кизильник. Он дошел почти до вершины холма, когда показалось первое здание. Оно было построено так искусно, что Куинн заметил его, только когда подошел почти вплотную, — длинная, низкая постройка из бревен и камней. Она не была похожа на башню, и он чуть было не решил, что Ньюхаузер ошибся, доверившись слухам и домыслам.

Людей вокруг не было, широкая каменная труба не дымила. Грубые деревянные ставни были закрыты на засов снаружи, как будто строители хотели не защитить людей от незваных пришельцев, а удержать их внутри. Воздух, процеженный сквозь развесистые сосновые ветви, показался вдруг Куинну прохладным и влажным. Сосновые иглы и рыжие ошметки коры мадроньи заглушали шаги, когда он подходил к дому.

* * *

Брат Голос Пророков увидал сквозь щели в ставнях незнакомца и тихонько заскулил, как испуганное животное.

— Что там еще? — бодро спросила Сестра Благодать. — Дай-ка я посмотрю.

Она заняла его место у щели.

— Что с тобой? Это всего лишь человек. Наверное, у него сломалась машина. Брат Терновый Венец поможет починить ее, и все. Впрочем…

Сестра Благодать всегда старалась во всем найти хорошее, но, указав на него другим, сводила на нет утешения, прибавляя «впрочем».

— Впрочем, он может быть из школьного попечительского совета или из газеты. В таком случае я буду с ним тверда. От меня он ничего не узнает. Хотя для школьного совета как будто рановато… еще не осень.

Брат Голос кивал в знак согласия, нервно поглаживая сидевшего на указательном пальце попугая.

— Да, он скорее всего журналист. А впрочем, может быть, и очередной бродяга. В таком случае я буду с ним добра и терпелива. Совершенно незачем волноваться, мало ли у нас перебывало бродяг, Брат Голос. И не мычи. Ты прекрасно можешь говорить, если захочешь. Или если будет надо. Представь себе, что начался пожар. Ты ведь смог бы закричать «пожар»?

Брат Голос покачал головой.

— Глупости. Я знаю, что смог бы. Пожар. Ну, давай. Крикни. Пожар.

Брат Голос молча смотрел в пол. Если бы начался пожар, он не проронил бы ни слова. Он просто стоял бы и смотрел, как дом полыхает, убедившись предварительно, что попугай в безопасности.

Куинн постучал в некрашеную деревянную дверь.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? Я заблудился и хочу есть и пить. Дверь медленно отворилась, скрипнув несмазанными петлями. На пороге появилась женщина лет пятидесяти, высокая, крепкая, с круглым лицом и блестящими, румяными щеками. Она была босой. Ее длинное просторное платье напомнило Куинну одеяния, которые он видел на жительницах Гавайских островов, только гавайские были яркими, а на этой женщине платье было серое, грубой шерсти и без всякого рисунка.

— Добро пожаловать, незнакомец, — сказала она, и, хотя слова были приветливыми, голос звучал сухо.

— Простите, что беспокою вас, мэм.

— Пожалуйста, называйте меня Сестра. Сестра Благодать Спасения. Так вы, стало быть, голодны, хотите пить и сбились с пути?

— Вроде того. Это долгая история.

— Да уж, подобные истории редко бывают короткими, — заметила она. — Входите. Мы не отказываем в приюте бедным, потому что бедны сами.

— Спасибо.

— Мы только просим вести себя пристойно. Когда вы в последний раз ели?