Как пальцы в воде

Домой я пришел в отличном настроении, а заглянув в гостиную, увидел привычную картину, которая меня всегда успокаивала и умиляла: Клео была на своем любимом месте, в моем кресле-качалке, и задумчиво смотрела в потолок. Заметив меня каким-то, но точно не боковым, зрением, кошка лениво перевела взгляд на дверь, чуть задержала его на моей макушке и, вероятно, не сделав особых различий между мною и деревом, закрыла глаза. Значит, она хорошо поела, потому что быстро погрузилась в свою кошачью философию, решил я.

Я тоже был сыт, но что-то внутри меня «чего-то» хотело, и этой «неясности» нужно было дозреть, поэтому я, захватив ноутбук, вышел на террасу.

«Для вас есть почта», – радостно сообщил мне компьютер. Кликнув по почтовому ящику, я обнаружил в нем письма: от Сильвии, дяди Тони, тети Аманды и другой моей итальянской родни; «порадовали» меня многочисленные спамы туристических фирм и компаний, предлагающих ритуальные услуги. В середине списка я обнаружил сообщение от Фрэнка, подписанное «Биф».

Около часа я прилежно отвечал своим родственникам, заодно причислив к ним и «Бифа». Затем мне пришлось заняться важными звонками, многие из которых были посвящены Парижу, особенно пришлось поизгаляться, чтобы забронировать относительно недорогой (?!) номер в отеле «Костес» и столик в одном из парижских ресторанов. Более проще было заручиться помощью одного своего французского коллеги. В итоге осталось самое сложное – разговор с Клео.

…Беседа с кошкой прошла не так гладко, как переговоры с миссис Старлингтон. Но я все же надеялся, что моя питомица с возрастом станет мудрее, и у нас с ней больше не возникнет каких-либо недоразумений.

Собрав все необходимое в дорожную сумку, подготовив свой рабочий кейс и надев темно-чернильные джинсы, серый легкий свитер и синюю клубную куртку, я подошел к Клео, лежавшей в кресле, присел на корточки и погладил ее по холке. Она посмотрела на меня печальными глазами и своей мордочкой потянулась к моему лицу. Прощание оказалось более тяжелым, чем я ожидал.

Еще не было и шести вечера, но на небольшой железнодорожной платформе было тихо и одиноко. Желающих трястись вечером на электричке в Лондон было мало.

Сгущались сумерки. В лицо дул сильный ветер, но я не обращал внимание на это обстоятельство, поглощенный своими мыслями. Посторонние звуки тоже не могли отвлечь меня от вороха разноплановых размышлений. Если бы мои раздумья были разноцветными – мое сознание рисковало бы свихнуться от яркого, фееричного салюта, ежесекундно взрывающегося в моей голове. Я впервые сталкивался с такими странным и сложным для меня делом, тем более что мои прежние расследования не были связаны с убийством. Но когда-нибудь это же надо начинать, если, конечно, я хочу состояться в качестве детектива высокого класса. Вдруг на меня нахлынули какие-то сомнения, и я почувствовал неуверенность в себе: своих способностях, знаниях, опыте… Мною стали овладевать пессимистичные мысли и депрессивное настроение. По зубам ли мне это расследование? Не такой уж я амбициозный и честолюбивый! Не нужна мне слава Холмса или Пуаро, но… и отказаться уже было невозможно. Слишком поздно! Я теперь просто обязан сделать все, что в моих силах, чтобы не ощущать, как чувство вины медленно разъедает мою душу, как ржавчина металл. Если бы точно знать, что мы не допустили существенных ошибок в деле журналистки, сейчас мне было бы проще… Но я этого не знал. И мне ничего не оставалось, как постараться это узнать.