Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Однако его первоначальное значение было иным. Как минимум с середины XIX века «самодеятельностью» называли любую личную и целенаправленную инициативу на общественном поприще. Благодаря увидевшей свет в 1866 году книге шотландца С. Смейлза, название которой «Self-help» было переведено Н. Кутейниковым как «Самодеятельность»[21], и Великим реформам Александра II, в значительной степени сориентированным на общественное самоуправление, термин обрел широкую популярность, политизировался и проник в народническую, а затем и в социал-демократическую среду.

В большевистских документах с начала XX века и до подспудного пересмотра хрущевской программы ускоренного коммунистического строительства во второй половине 1960-х годов «самодеятельность» как инициатива «трудящихся масс» имела положительную коннотацию и приветствовалась как важный ресурс в осуществлении масштабных партийных решений. Одновременно термин, как отмечалось выше, наполнялся дополнительными смыслами, все сильнее теснившими первоначальный. Этот процесс легко читается, например, в советской периодике, посвященной клубному делу и народному творчеству.

В первой половине — середине 1930-х годов в ней подчеркивалось, что «основа работы клуба — это самодеятельность его участников», синонимичная «общественной инициативе»[22], а клубное строительство после Октябрьской революции ретроспективно оценивалось как основанное «на началах пролетарской самодеятельности под руководством большевистской партии»[23].

Во второй половине 1930-х годов с формированием канонической советской художественной самодеятельности сталинского образца термин «самодеятельность» начал терять самостоятельность, будучи связанным с определением «художественная» или «культурная»: «Клубы уже стали привычным местом культурной самодеятельности всех поколений советских людей»[24], — констатировала передовица журнала «Клуб» накануне Большого террора.

Ренессанс первоначального значения термин пережил в хрущевскую эпоху, когда режим сделал ставку на «самодеятельность» в значении массовой инициативы снизу как на важный инструмент реализации коммунистической перспективы. Такое его понимание распространилось и на культурно-просветительную деятельность. Передовицы в журнале «Клуб» выходили с программными названиями-лозунгами «За (общественное руководство и) самодеятельный характер клубной работы!» и рассматривали инициативу снизу как рецепт успешного решения всех актуальных проблем: «…там, где вся клубная работа носит самодеятельный характер, где проявляется творческая инициатива самих трудящихся, — там жизнь бьет ключом»[25], — учила центральная профсоюзная пресса. Пропаганда партийных постановлений зиждилась на их важном дидактическом смысле, нацеленном на развитие самоуправления. «Коммунистическая партия учит нас, что, решая важнейшие государственные вопросы, нужно смелее опираться на инициативу и самодеятельность масс…»[26]. Новое «Положение о профсоюзном клубе» 1964 года апеллировало к пафосу клубного строительства революционной поры: «Работа клуба строится на основе самодеятельности и широкой творческой инициативы рабочих, служащих и членов их семей»[27].

Однако во второй половине 1970-х годов от положительного значения термина «самодеятельность» не осталось и следа. В диалоге историка и социолога И. В. Бестужева-Лады с сыном о досуге молодежи термин «самодеятельность» встречается дважды — и оба раза с негативным содержанием, как синоним некомпетентной активности. Когда сын гипотетически рассматривает перспективу самоуправления молодежи в организации и проведении вечеров отдыха, отец восклицает: «И уж такая пошла бы самодеятельность! Для халтурщиков из твоих бит-групп. Ну прямо рай!» А когда отец предлагает сыну и его сверстникам взять молодежный досуг в свои руки, сын реагирует характерным образом: «Организуйте! Кто же разрешит такую самодеятельность!»[28]

Более чем десятью годами позже, на Всесоюзном совещании по развитию народного творчества в апреле 1988 года было с горечью подмечено:

…сами эпитеты «самодеятельный», «любительский», став почти синонимами, получали все больший налет снисходительности, заявляя как бы о невзыскательности применяемых эстетических критериев[29].