Как перестать быть миллионером

Олеся металась между двух огней: с одной стороны, осознавала тщетность, а с другой — все равно невольно представляла, вдруг все выгорит. Но иногда, особенно на фоне усталости, чаши весов конкретно кренило в первую сторону:

— Не найдем мы к ней подход! Успокойся уже, как сделал твой брат, и найди себе нормальную работу!

— Очень сомневаюсь, что Мир успокоился, — пробурчал Яр. — Этот хитрый гаденыш просто задумал что-то более тонкое. Уволюсь — и навсегда потеряю последний контроль над ситуацией. Так я хотя бы уверен, что он утром все еще не от нее уходит!

Впав в гнев окончательно, Олеся набрала номер бывшей лучшей подруги:

— Лерка, это я! В честь хотя бы моих прошлых заслуг сделай одолжение — скажи уже Ярославу прямым текстом, что ничего ему не светит!

— Зачем же? — та заулыбалась. — Ведь это так интересно. Кстати, а какие такие заслуги ты имеешь в виду?

— Ну как же… — ярость Олеси схлынула от настоящего недоумения. — Я же всегда была рядом. Я же всегда пыталась сделать тебя более общительной, не погрязнуть в своей научной скорлупе… Да я же…

— Ой, я тебя умоляю, — перебила Лера. — Ты просто тешила самолюбие, возясь с серой мышью, правда? Закомплексованная, глуповатая охотница за богатыми женихами, ты была хороша только в одном — в макияже. Но почему-то была уверена, что это достаточное основание учить жить других. Нет-нет, дорогая Олеся, я очень тщательно пересмотрела нашу дружбу. Раньше я видела в людях только хорошее, а теперь поумнела и вижу только плохое. Но скажу честно — вы с Яром сейчас раздражаете меня меньше Мирослава, потому вы на полкорпуса впереди.

Она отключила вызов первой, а Олеся еще пару минут слушала тишину, потом медленно положила сотовый на журнальный столик. Ее будто ударили, но не сразу было понятно, чем именно. Уж точно не оскорблениями — девушки за последние недели много гадостей друг другу успели наговорить. Олеся уперла локти в колени и опустила на ладони внезапно потяжелевшую голову.

— Лерка стала сукой. Стала тем, чем никогда не была, — с трудом выдавила она, но не в качестве очередного ругательства, а как холодную, почти равнодушную констатацию факта.

Ярослав расслышал и даже отвлекся от компьютера:

— Чему ты удивляешься? Это логично, Олесь! С деньгами надо или родиться, или заработать, или постепенно к ним привыкнуть — только в этом случае резко открывшиеся возможности не бьют по характеру! Знаешь, сколько таких «счастливчиков» сломалось? Так я тебе сейчас найду, как раз интернет открыт.

— Не надо, — так же раздавленно продолжила Олеся. — Ты неправильно понял. Лерку не деньги сломали. Я абсолютно уверена, что она до сих пор не начала считать их своими… И отцу твоему вернет, стоит ему только попросить. Она не к богатству отношение изменила, а к людям. Ее мы сломали. Ты, я, твой брат…

Ярослав нахмурился:

— И что? Мы теперь спасать ее побежим, раз сами виноваты?

— Не знаю… — Олеся никак не могла собраться. — Не знаю, Яр. Но давай, открывай свои котировки. Разберемся в инвестициях — тогда сможем разобраться в жизни вообще. А то я в ней теперь ничего не понимаю.

Ярослав ее неожиданную апатию понять не мог — переживает, наверное, что ей лично денег от озлобленной подруги не видать, но на вопросы отвечал рьяно и с интересом. Хоть какое-то общее дело появилось, без криков и взаимных обвинений. Но это было лишь временное и очень натянутое перемирие в безнадежной битве за свободное пространство.

* * *

Тем временем Мирослав атаковал совсем другую девушку и отнюдь не так же степенно. Валерия через пару дней не знала, то ли смеяться, то ли плакать, а потом опять смеяться. Она уже поняла — он решил изображать из себя полного психопата. Но психов жалеют, а не испытывают к ним неконтролируемую влюбленность!

Утром она подошла к окну, привлеченная шумом. Уборщик Ярослав Петрович ругался на бывшего дворника, Мирослава Петровича, призывал того к порядку:

— Да иди ты уже отсюда, подобные меры ее только разозлят! Так и думал, что мозга в семье на тебя просто не хватило!

Но Мирослав стоял посередине и с улыбкой ждал появления Валерии. Она и появилась с криком:

— Полностью с тобой согласна, Ярик! А ты где цветы-то взял, ухажер из шестой палаты?

— В палисаднике нарвал, — нагло признался Мирослав. — Это теперь не моя подведомственная территория, так что рука не дрогнула.

— У меня ща нога дрогнет! — заверещала услышавшая это признание Зинаида Прокофьевна, что жила двумя этажами ниже. — Я их сажала не для того, чтобы всякие бандиты рвали!

— Я не бандит, Зинаида Прокофьевна. Прищурьтесь лучше — я ваш дворник.

— Да ты уж две недели как уволился, бездарь! Ты меня за кого считаешь, щенок?!

— О. А вы мыслите моложе, чем выглядите, — выкинул он ей непонятный комплимент. — Но я все равно не бандит. А если и бандит, так только от неразделенной любви. Лер, а пошли гулять?