Очевидно, что сегодня политическая и культурная линии фронта не совпадают. По своим жизненным установкам и ценностным ориентациям многие флагманы «русской оппозиции» и столпы «путинского режима» оказываются по одну сторону баррикад в лагере «практичных русских». Зато фанатики (или романтики) бескорыстно (не все, конечно) сражаются и погибают за чужую идею, обслуживая интересы враждебного им криминального мира. Настоящее культурное и политическое размежевание еще ждет Россию где-то далеко впереди. Оно сломает нынешние привычные шаблоны восприятия противоборствующих сторон. Империю зла будут рушить ее сегодняшние ярые защитники, а нынешние непримиримые враги будут брататься на нейтральной полосе.
Сложно предсказать, под каким идейным флагом будет осуществляться декриминализация России. Возвращение идеологии возможно в либеральной, фашистской или коммунистической форме. Отрицательные исторические коннотации делают шансы коммунизма в России менее высокими, поэтому основная борьба, скорее всего, развернется между русским национал-социализмом и русской социал-демократией – случай почти классический. Именно они будут собирать под свои знамена людей «новой формации», которым предстоит разорвать порочную связь власти и криминала.
«Практический русский», он же «советский человек», он же презренный «совок», есть всего лишь образованный крестьянин. Советская власть достигла невероятных успехов в обучении крестьянина, но практически ни на дюйм не продвинулась в его воспитании.
Поражающее воображение приращение знаний («зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей») не сопровождалось соответствующим приращением культуры. Напротив, парадоксальным образом повышение общего образовательного уровня шло рука об руку со снижением общего культурного уровня – академик-жлоб и кочегар-интеллигент стали обыденным явлением. Сочетание технической изощренности ума с гуманитарным примитивизмом распространено повсеместно.
Фундаментальной чертой крестьянского сознания, с моей точки зрения, является неспособность к политическому действию. Объясняется это достаточно просто. Политическое действие есть функция экономического интереса, а интерес есть, в свою очередь, осознанная потребность. С потребностями у образованных крестьян все обстояло хорошо, а вот с их осознанием – плохо. Потому что крестьянин растворен в своих потребностях, он не может от них оторваться, не может правильно расставить приоритеты, не может пожертвовать чем-то несущественным и сиюминутным ради существенного и перспективного, а значит, не может планировать дальше чем на один день. А все из-за того, что начисто лишен каких-либо идей.
В конечном счете большевистская революция оказалась крестьянской революцией. Ленин стоит в одном ряду с Болотниковым, Разиным и Пугачевым. Вообще, крестьянская революция ни победить, ни тем более удержать власть не может из-за аполитичности крестьянства. Но в России произошло небывалое – она победила. Случилось это потому, что на нее сверху был надет идеологический «экзоскелет» русского коммунизма. Пока этот искусственный каркас не рассыпался (а его хватило на семьдесят лет), реинкарнация «пугачевской республики» держалась на плаву. А вот когда он истлел, «пугачевская республика» тут же дегенерировала в то, чем только и может быть по определению, – в анархическое криминальное царство, своего рода необъятную «Запорожскую Сечь». С одной разве что поправкой: к этому моменту она уже обладала ядерным оружием и невиданным для такого рода социокультурных образований остаточным техническим потенциалом.
Путин – настоящий крестьянский атаман. Он правит не русским миром, а вместе с русским миром, он – его органическая часть. Русский мир подмял Путина под себя и раздавил – никто уже не помнит, каким он был в самом начале. В XVII веке он, безусловно, стал бы частью народного эпоса. Но для XXI века и он, и его «криминальное крестьянское царство» выглядят явным анахронизмом. Несмотря на свой устрашающий вид, самозваная крестьянская империя Владимира Путина является очень неустойчивым социальным и политическим образованием.
Парадоксальным образом главная причина ее нестабильности, являющаяся одновременно и главной причиной, обеспечивающей ее жизнеспособность, – дистрофия культуры. В современной России вообще нет элиты в строгом смысле этого слова и поэтому нет драйверов развития, позволяющих русскому обществу адаптироваться к меняющимся условиям существования. Посткоммунистическая империя как инерционная игрушечная машинка: едет, пока не кончился завод или пока кто-нибудь не остановит. Пока дорога относительно свободна, все выглядит очень серьезно и даже устрашающе (разгоняется, рычит и брызжет искрами). Но как только уткнулась в препятствие – встала и, пожужжав, затихла.