— Согласен, мой косяк, — не спорю, с одобрением разглядывая её прикид. Моё почтение. Она всё ещё меня не разочаровывает. — Недурно смотришься. Я правда думал, будет что‑то посексуальней, но всё равно красавица.
— А ты тогда кто? Чудовище?
— А что, похож?
Вроде не очень. В ростовую не обряжался. Вообще ни во что не обряжался. Зачем? В шута поиграть вместе с остальными?
— Ага. На прилизанное чудище, добравшееся до расчёски. Это ты в честь праздника прихорошился?
Так, не понял. Хвост‑то мой её чем не устраивает? В смысле, обычный хвост. На башке. Не который из задницы растёт, как у некоторых девиц сегодня. Шаловливые тигрицы нашлись. Кошачьи усы нарисовали, а настоящие сбрить забыли.
— Не нравится?
— Да как‑то ровно, веришь — нет? — равнодушно пожимают худеньким плечиком, собираясь уйти. Не‑не‑не, не прокатит. Я на это сборище фриков припёрся исключительно ради тебя, Пятнашка. И так просто ты от меня не избавишься.
Ловлю её покрепче, прижимая спиной к груди. Чтоб не вырвалась, а то извиваться тут же начинает как муравей под лупой.
— Отпусти!
— Зачем?
— В смысле, зачем? Потому что мне неприятно.
— Неприятно, когда тебя обнимают?
— Ты меня не обнимаешь. Ты меня лапаешь.
Я оскорблён. Она меня за кого принимает? За прыщавого старшеклассника в сексшопе?
— Лапают — это когда за сиськи мацают, хлюпая слюнями, — резонно замечаю, дразняще поглаживая обнажённый участок кожи, неприкрытый у неё одеждой. Ага, чувствую как забегали мурашки. И она наверняка чувствует своей очаровательной попкой как у меня тоже кое‑что «забегало».
— Отпусти.
— Не а. Считай, это моральная компенсация за нанесение телесных повреждений. Сто пятнадцатая статья, так на минуточку.
— Не понаслышке знаешь?
Кхм. Не понаслышке. Но ей об этом знать необязательно.
— Я много чего знаю. И много чего умею, — склоняюсь к её уху, едва уловимо касаясь мочки губами. — Если бы ты только позволила… — насмешливо подцепляю пальцами край джинс, будто собираюсь реально под них нырнуть, на что меня испуганно перехватывают за запястье, тормозя.
— Хватит! — а девочка начинает злиться. — Если неймется залезть к кому‑то трусы, выбери того, кто не против. И отвали уже, наконец, от меня. Лучше с Элькой сходи на свидание, она так и рвётся.
Элька, Элька, Элька… Это она про кого? По именам я мало кого успел на потоке запомнить. Точнее, и не старался.
— Что за Элька? — не, сдаюсь. Такой не знаю.
— Та, что в открытую палит нас с другого конца зала. И, видимо, оставит мой холодный труп в лесу, вместо того чтобы отвезти домой.
Прослеживаю за взглядом помрачневшей Василисы.
— А, ты про эту жадную кобру с глазами гиены? — я не брезгливый, но здесь едва не передёргивает. — Благодарю, но нет. Потасканный товар меня не интересует. Больше чем уверен, там уже клейма ставить некуда, всё помечено.
— Ну так, а кем помечено? Такими же как ты, — моя егоза не прекращает попыток вырваться на свободу. Неугомонная. Не дожидаясь пока мне опять шарахнут фотоаппаратом по морде, перехватываю её покрепче под грудью и приструняю поцелуем в шею. Мигом присмиряется. Но дерзкий язычок упрямо продолжает колоть острыми иголочками. — спрос рождает предложение. Сами используете нас, пудря мозги, а потом мы для вас слишком «потасканными» становимся.
— Хочешь сказать, твоя подружка раздвигала ноги исключительно по большой любви? А вот у меня сложилось впечатление, что она обычная шлюха.
— Тебе бы хоть немного такта. Всё же говоришь о девушке.
— Если некоторые барышни не уважают себя, почему их должен уважать я? Нет, Пятнашка. Девушки делятся на два типа: те, кто позволяют использовать себя и те, которые… не позволяют. И первый тип я презираю. Ненавижу слабых и бесхребетных. Тех, что прогибаются перед другими, забывая о достоинстве и гордости.
— А кого не презираешь, позволь спросить? Тебе же плевать на всех и всё. На учёбу, на однокурсников, на преподавателей, на правила хорошего тона.
— Всё так да не так, Василиса, — её тело так окаменевает, когда я обращаюсь к ней по имени. — На кое‑что мне не плевать.
— На себя?
— На тебя, — мой нос буквально утыкается в её волосы, пахнущие… хвоей? Да ладно? Запах обалденный, сразу вспоминается детство в военном городке. Беззаботное и счастливое. — Ты идеально вписываешься под мои стандарты.
— Сожалею, зато ты в мои стандарты не вписываешься, — ойкаю, когда мне без предупреждения наступают со всей дури на ногу и, пользуясь секундным замешательством, вырываются из плена.
Маленькая выдерга убегает за столик к своим. Рассчитывает, что я не увяжусь следом? Ха. Да она плохо меня знает. Получаю прямо‑таки физическое удовольствие, наблюдая за её реакцией. Столько недовольства в этих поджатых кукольных губках. Они завораживают.
Василиса не рада, зато эта её Эля в экстазе от моего появления. Подтягивает сползающий с нулёвки корсет, спихивает с соседнего места какого‑то вымелированного чувака, косящего на попавшего под дождь из серной кислоты скелета, и с кокетливой улыбочкой приглашает меня разделить с ней диван.