Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии.

Радиоволны Америки разносили вибрирующий голос: «Я приступаю к выполнению стоящей передо мной задачи, отойдя от абсурдной традиции нарочитого незнания того, что происходит с моей кандидатурой. Вы выдвинули меня, и я знаю это, и благодарен за оказанную мне честь. Пусть будет символом то, что я ломаю традицию. Пусть задачей нашей партии будет слом ненужных традиций». Впереди стоит задача выработки действенной программы реконструкции. Чего американский народ желает более всего? «По моему мнению, двух вещей: работы, создающей моральные и духовные ценности, и безопасности — для себя и для своих семей. Работа и безопасность — не просто два слова. Это духовные ценности, реализовать которые мы должны стремиться».

Рузвельт обозначил пункты своей программы так: федеральная помощь обездоленным, крупномасштабные общественные работы, отмена сухого закона, посадка лесов на потерявших плодородие землях, сокращение процентной ставки на закладные под дома и фермы, добровольный контроль фермеров (компенсируемых федеральным правительством) над урожаями, понижение внешних тарифов.

Рузвельт первоначально не придал особого значения словосочетанию «новый курс». В ажиотаже общего подъема смешалось и большое, и малое. Скажем, сыграла свою роль популярная карикатура: фермер изумленно смотрит на проносящийся над головой аэроплан, на крыльях которого значится новое кредо страны: «Новый курс». Эти слова отныне вошли в язык Америки.

Рузвельт закончил речь так: «Мы должны обеспечить более равномерное распределение национального богатства. Надежды не должны пропасть втуне. Я обещаю американскому народу новый курс. Речь идет о большем, чем избирательная компания; это призыв к оружию. Помогите мне не победить на выборах, а возвратить Америку ее народу».

Отныне губернатор Нью-Йорка становится во главе сборного пункта тех, кто считал, что национальный пожар нужно тушить немедленно, а не ожидать перемены ветра.

Чтобы не спугнуть судьбу, Рузвельт приложил все мыслимые усилия. 14 сентября 1932 года речью в То-пеке (Канзас) он начал турне по стране. Речь в Топеке была плодом размышлений 25 авторов. Он любил эту умственно-речевую борьбу. Он был красноречивым и умелым оратором. Его поезд «Рузвельтовский особый» исколесил всю страну. Он проехал двадцать тысяч километров, произнес шестнадцать больших речей и шестьдесят семь коротких. И в ходе этого нового знакомства с Америкой Рузвельт испытал подлинный шок от масштабов обрушившейся на страну беды. «Я видел лица тысяч американцев. Они имеют испуганный вид потерявшихся детей». В 1932 году это не было преувеличением В качестве одного из речевых приемов Рузвельт сформулировал стандартное обвинение против Герберта Гувера, состоящее из четырех пунктов. Во-первых, Гувер поощрял спекуляцию и избыточное производство, проводя ошибочную экономическую политику. Во-вторых, он пытался приуменьшить масштабы бедствия и не донес до людей всю сложность положения. В-третьих, он ошибочно обвинил в бедствии другие нации мира. И наконец, он отказался признать и исправить случившиеся в стране беды — он откладывал помощь, он забыл о реформах.

Гувер не верил в возможность своего поражения, четыре года назад он повел за собой сорок штатов. Как только ему сообщили, что у Рузвельта есть шансы, он пообещал секретарю «сражаться до конца». Он утешал себя сам: Рузвельт не выдержит многомесячного напряжения. Еще ранее он сказал, что Рузвельт потерял доверие деловых людей, большого бизнеса, а это, по мнению Гувера, исключало возможность его победы в Америке. Он изумленно смотрел на «перебежчиков» в лагерь Рузвельта — сенаторов Бора из Айдахо и Хай-рема Джонсона из Калифорнии. Он знал, что такие владельцы компаний, как Форд, приказали своим служащим «голосовать правильно». Но стоило президенту в целлулоидном воротничке отправиться «в народ», как стало немного понятнее, что шанс у Рузвельта есть. Гувер увидел ненависть. И ничего другого не мог увидеть политик, потерявший главное человеческое достоинство — сочувствие. Гувер бросился в бой несмотря ни на что. В Демойне он сказал, что в случае избрания Рузвельта «трава вырастет на улицах сотен городов, тысяч городов; сорняки будут расти в полях миллионов ферм».