Петюня долго стоял в раздумьях в мясном отделе. Денег было не то, чтобы мало, но их было мало до конца месяца. А конец месяца был через неделю. На один раз в магазин сходить должно было хватить. Поколебавшись, понарезав круги по супермаркету, подумав, Петюня вернулся на исходную позицию и решился. План, который возник в его голове навроде радуги после дождя, когда он сидел на земле и выклянчивал прощение у начбеза, и который он продумал на пути от работы до магазина, требовал финансовых вложений, как, к сожалению, все в этой жизни. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а начбез не такой дурак, чтобы польститься на жалкий кусочек результата ферментации молочных продуктов. Мясо – желательно не изнасилованное промышленными мясорубками – вот продукт, достойный настоящего мужчины! Петюня оторвал от сердца кровную денюжку, расплатился и довольный потопал домой.
Квартирка у Петюни была маленькая, досталась от бабушки. Как Петюня ее приватизировал – отдельный триллер. Сколько ему пришлось по репетиторствам поноситься да переводы ночи напролет поделать, чтобы совсем с голоду не помереть и на административные расходы поиметь – Бог весть. Но оно того стоило. Когда его обожаемая мамочка в очередной раз встретила свою единственную любовь и решила создать семью, чтобы жить долго (или как получится) и умереть в один день (а вот на это мамочка рассчитывала однозначно), и Петюня, тогда учившийся на пятом курсе и пребывавший в хроническом цейтноте, сначала опешил, будучи представленный тому нечто, которому предстояло стать его отчимом (мамочка настаивала на «папе», Петюня иезуитски избегал называния вообще), а потом выдохнул, затянул пояс потуже и сделал это! Квартира – не квартира, малосемейка, но своя. Ну да, нуждалась в ремонте, который делался исключительно спорадически – а что вы хотели? Петюня молодой активно живущий парень, и в клуб заглянуть надо, и в кафе каком посидеть, опять же планшеты всякие, книги, что там еще? Ну и свидания случались, не без этого. Иногда платили за него. Иногда (да много чаще!) он. Но за удовольствия надо платить, что тут поделаешь. Так вот. Квартира. Маленькая. Зато с балконом. С клетушкой, выполняющей роль кухни. Зато плита новая. Петюня обожал готовить. Только кормить особо некого было. Мамочка, чтобы ей подольше жить, и все с кем-нибудь и подальше, готовить умела. И Петюню научила. Чтобы, значит, спихнуть готовку на него и больше никогда! никогда не подходить к плите. Петюня неожиданно вошел во вкус, а легендарную Елену Молоховец, совершенно случайно завалявшуюся у бабушки на антресолях, благополучно прочитал от корки до корки и время от времени удачно адаптировал под скромную зарплату офисного работника широкого профиля, за которого его держал шеф.
И вот сейчас он оставил оттаивать мясо, а сам принялся за тесто. Еще одна его слабость: Петюня обожал его месить. Особенно дрожжевое. Это было ни с чем не сравнимое удовольствие, близкое к эротическому (да-а, сублимация, печально вздохнул Петюня, и есть же от чего, зараза! Вон, даже на начбеза внимание обратил), готовить тесто, ощущать себя в чем-то создателем, затем вымешивать, распластывать и снова месить, чувствуя его упругость под руками и наслаждаясь (чего уж греха таить, Петюне нравилось), как мышцы работают, и не только на руках, но и плечах и даже прессе, смотреть, как оно из комковатого и рыхлого становится пластичным и послушным, теплым и ласковым. А уж как ему запах свежей выпечки нравился! И он отлично понимал соседку снизу, которая очень резво вырисовывалась на пороге, когда он устраивал cuisine 'a la russe на весьма скромном пятачке кухни, отчего весь подъезд наполнялся благоуханным ароматом.
И Петюня трудился над тестом, а сам ухмылялся, строя дальнейшие планы. Да, надо будет еще как следует причесаться, ни в коем случае не делать стайлинг гелем – бравый начбез, скорее всего, жуткий консерватор, вон ведь сам длиннее двух миллиметров свою шевелюру не отпускает. А еще не мешало бы тщательно продумать наряд. Рубашка не должна быть кислотно-веселенькой (Петя даже озадачился: и где он такую найдет? В его шкафу скучненькие мышиные рубашки не водились. Голубая отпадает, поймет неправильно, верней, поймет правильно, отреагирует самым нежелательным из возможных образов. Зеленая? Изумрудный вырви глаз, самое то в глазах рыцаря в мышиных доспехах. Красная, о да, красная. И глаза у Панкратова сразу уподобятся цветом бодренькому кумачу. Есть! Петюня радостно заухмылялся и энергичней задвигал руками и торсом. Белая в тонкую полоску! В меру консервативно, очень бодренько). Галстук. Тоже есть, жемчужно-серого цвета, настоящий шелковый, между прочим, барышни на двадцать третье февраля дарили. Уж этого добра у Петюни – хоть ателье открывай! Что за дурацкий обычай – и день этот праздновать и галстуки дарить! Не менее дурацкий, чем то самое Марта, которое после седьмого, но перед девятым. Как будто в зависимости от того, тестостерона больше организмом вырабатывается, или эстрогенов, человек имеет (или не имеет) право на праздник.