Как писать в XXI веке?

Очерковая литература избегает проблем становления характера героя в парадоксальных конфликтах с собой и обществом, как это делает новелла, и воздерживается от психологизма и чудесности видений. Очерк в наше время так четко ассоциируется с газетной публицистикой, ибо он обращен к проблемам «нравоописательным»: не Коробочку и Чичикова обличал Гоголь, а нравственное состояние и социальные «язвы» российского общества в целом, обнаруживая их с ужасом и в самом себе.

Основной признак очерка — писание с натуры, поэтому в очерковой прозе и поэзии вымысел играет меньшую роль, чем в других литературных жанрах. Образность, типичность в очерке достигается выбором типичных явлений и их черт. Описательность делает очерк поэтическим текстом, где вместо сюжета историю связывает воедино авторский голос, откликающийся на описанные явления и героев своими мыслями, чувствами, а то и научными рассуждениями.

В итоге очерковая литература обычно сочетает особенности художественной литературы и публицистики. Она обозревает пороки общества на примере типичных героев и явлений, а затем обращается к читателю в надежде повлиять на него призывами, указаниями и морализаторством. Литературе в чистом виде указывать читателю, что ему думать и чувствовать, обычно не положено, но «поэт в России больше, чем поэт», что ведет наших писателей с гражданским лицом к активному постмодернистскому смешению жанров. Это делает Толстой в «Севастопольских рассказах», обращаясь к читателю прямо «на вы», Некрасов в поэме «Мороз, Красный Нос» и все прочие отечественные (и не только) писатели с активной гражданской позицией.

Рассказ

Фауст:
Ты верен весь одной струне
И не задет другим недугом,
Но две души живут во мне,
И обе не в ладах друг с другом.
Одна, как страсть любви, пылка
И жадно льнет к земле всецело,
Другая вся за облака
Так и рванулась бы из тела.
О, если бы не в царстве грез,
А в самом дело вихрь небесный
Меня куда-нибудь унес
В мир новой жизни неизвестной!

Иоганн Вольфганг Гёте, «Фауст»

в переводе Бориса Пастернака

Вот мы наконец добрались и до рассказа. Это малая прозаическая форма восходит к фольклорным жанрам — сказке и притче. У нее небольшой объем и число действующих лиц, и обычно одна сюжетная линия. Основоположник жанра Джеффри Чосер, автор «Кентерберийских рассказов», выпустил книжку, подобную «Декамерону» Боккаччо. Однако если последний представил мир глазами семи дам и трех мужчин одного сословия, то Чосер дал нам его глазами 29 разнополых пилигримов из всех слоев общества — священник и мещанка, нищий и рыцарь, оксфордский клерк и пьяный мельник, и т. д.

Рассказы их перемежаются заметками о различных встречах в путешествии и весьма эмоциональным общением, так что мы видим все характеры как на ладони. И хотя они списаны как бы с натуры, это не очерки, а художественные образы. Это и не новеллы, ибо не остротой и парадоксальностью они берут читателя, а как раз именно выходом за пределы узко увиденного парадокса, углублением в характер и многозначностью персонажей и сюжетов, которые они порождают. И в том, что «Кентерберийские рассказы» остались незаконченными, есть особая прелесть, ибо история о путешествии паломников обращена в вечность, к которой они идут, поэтому окончиться она по сути не может. Но она может прерваться на каком-то рассказе, оставляя открытый финал и возможность дописать продолжение… следующим рассказом.

Рассказ развивается из новеллы, когда писателям надоедает ограничиваться острыми и «замкнутыми» сюжетами и характерами и он начинает искать сюжет более «разомкнутый» и разветвленный, и одновременно — интересоваться многозначностью характеров героев и достаточно широким контекстом их жизни. Тогда история перестает влезать в новеллу и получается рассказ. Он может быть реалистический или философский, как у Толстого, а может уклониться в сторону магического реализма, размывающего границы между реальностью и фантастикой, доводящего обычную на вид историю до полного абсурда или сюрреализма, как это делал Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки».

Рассказы часто создаются серией, объединенной темой, например, война или путевые записки, типом героев или адресатов — например, женские истории, либо фигурой рассказчика, как у Гоголя в «Вечерах», где настоящий автор прячется то за пасечника Рудого Панька, то дьяка диканьской церкви Фому Григорьевича. Оба они помогают автору сплавлять быль и небыль так славно, что Пушкин, прочтя эти истории, немедленно написал гоголевскому издателю: «Сейчас прочел Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!»