Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года

В отечественной историографии наконец справедливо поставлен вопрос о связи событий 1921 г. с событиями 1917–1920-х гг. на флоте. Но такая концепция остается пока до конца не проработанной. Для объяснения всех противоречий, вылившихся в конфликт весной 1921 г., еще предстоит провести комплексное исследование всех социально-экономических процессов в Кронштадте («Кронштадтской республике») на протяжении всего послереволюционного периода. И в первую очередь – основываясь на анализе документов из архива Кронсовета, хранящихся в Военно-морском архиве в Санкт-Петербурге. Чрезвычайный интерес также представляет и внутрипартийный конфликт в Кронштадте, механизмы его влияния на генезис выступления матросов.

Немаловажной чертой последних исследований по Кронштадтским событиям 1921 г. является начало полноценной научной работы с программными заявлениями матросов, начало внутренней критики этих документов. Выявление внутренне противоречивого, эклектичного характера программных заявлений кронштадтцев позволяет увидеть локальные причины конфликта, уйти от шаблонов времен холодной войны о борьбе матросов за отмену продразверстки.

Можно ли сказать, что появление работ, свободных от однобоких оценочных суждений, приближает нас к объективному и свободному от идеологического влияния исследованию Кронштадтских событий? Возможно ли вообще объективное исследование прошлого? Сомневаюсь. В любом случае, берясь за ручку, исследователь вступает в заочную дискуссию, стремится обосновать свою точку зрения на те или иные события. И в этом случае даже уход от идеологических клише прошлого, от конфронтационной риторики – тоже идеология. Это идеология общественного примирения в спорных вопросах прошлого. В этом смысле историки и публицисты тоже отвечают на вызовы сегодняшнего дня. И тема событий в Кронштадте 1921 г. – одна из многочисленных дискуссионных тем нашей истории – не стала исключением.

К примеру, и М. А. Елизаров, и В. А. Краснояров не склонны осуждать действия государства по разгону «Кронштадтской республики». Как мне кажется, это тоже отражение современной общественной дискуссии о роли государства в общественной жизни, о соотношении личных свобод и общественных интересов. Если большинство авторов 1990-х гг. скорее сочувствовали кронштадтцам в их борьбе за некие идеалы свободы, то в исследованиях 2000‑х гг. государство оправдывается как защитник общественных интересов, а матросы осуждаются за переход той границы, за которой начинается анархия и развал государства со всеми сопутствующими бедствиями. Повторюсь, по сути это составная часть актуальной дискуссии в нашем сегодняшнем обществе. Дискуссия, в которой на крайних позициях находятся либертарианцы и государственники разного толка. Логично, что исследователи ищут ответы на актуальные вопросы в примерах прошлого.

Как именно в массовом сознании будет формироваться миф о Кронштадте у новых поколений? Какие формулировки будут использоваться в средствах массовой информации, учебниках, художественной литературе? Каким образом проявится взаимное влияние дискуссий завтрашнего дня и наших представлений о прошлом? Это зависит не только от работы будущих исследователей, но и от общественного запроса. Во многом это будет отражением наших представлений о роли государства в жизни общества, дискуссии, которая развернется вокруг этого вопроса.

Если возникнет кризис доверия к государственным органам власти, мне кажется, мы увидим повышение интереса к либеральной версии Кронштадтских событий 1921 г. – версии антибольшевистского восстания. На сегодняшний день эта версия прекрасно проработана, и я, откровенно говоря, пока не вижу новых путей в ее развитии. Все, что можно было использовать в рамках этой концепции, уже было опубликовано и использовано в идеологической борьбе в 1990-е гг., в период моды на разоблачения преступлений коммунизма.