Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни

«Сегодня я завтракаю у X*** (дама, рекомендовавшая ему корреспондента), вечером я приглашен к Гербетту (французский посланник), а после обеда иду с его сыном на первое представление спектакля «Червь совести» в немецком театре».

«Сегодня посылаю мое интервью Герберта Бисмарка. Я в самом деле «кое-кто», и ты можешь быть спокойна: я узнал многое, чего никто не знает. Ты это прочтешь. Я видел императора; он их всех похоронит».

Он вернулся в Берлин на похороны престарелого императора.

Он простился со мной с таким волнением и грустью, как будто уезжал в далекий и опасный путь. Он крепко сжал меня в своих объятиях и несколько раз поцеловал меня, повторяя без конца:

– Прощай, моя дорогая, дорогая жена. Восемь дней вдали от тебя… Я чувствую, что я не перенесу этого!

14 марта был день моих именин.

Когда в это утро я позвонила, лежа в кровати, моей горничной, она отворила дверь и вошла с громадной корзиной белой сирени и восхитительных роз.

Среди цветов лежало письмо от Армана.

Он послал его из отеля «Kaiserhof» в Берлине 12 марта. Он писал:

«Говорят: «прочь с глаз – вон из сердца». Это неправда. Я очень далеко от тебя, но знай, что сердцем я с тобой, и эти цветы, первый привет, принесут тебе всю мою любовь и все мои пожелания счастья. Ты знаешь, что ты для меня – все на этом свете, и пока я живу, я живу для тебя. Будь здорова и позволь мне сделать тебя счастливой.

Посылаю миллионы поцелуев; верь твоему Арману».

Через два дня после получения мной этого письма Арман вернулся в Париж.

Он уже был не тот.

Он холодно поздоровался и едва говорил со мной. Я никогда не видала его таким.

Я хотела быть спокойной и сказала себе: завтра все объяснится; но в эту ночь я спала еще меньше, чем обыкновенно. Ничего не объяснилось.

Мы жили теперь, как два совершенно чужих человека, каждый проводил время у себя; когда нам надо было что-нибудь сказать друг другу, мы это делали через слуг.

А между нами – Митчи, безмолвно, с удивленными глазами, тревожно присутствовал при этой загадке.

Что случилось?

Весеннее солнце не согревало меня, ни один его луч не пронизывал мрака моей души. С тяжелыми предчувствиями я ждала минуты, когда разрушится волшебный замок, воздвигнутый его любовью.

Он еще существовал… но я с трепетом ждала… потому что знала, что он должен разрушиться и задавить нас своими обломками.

Он вошел ко мне.

Какое у него было лицо!

Отвернув от меня свой робкий взор, полный тайного мучения, он шатаясь, подошел к камину, чтобы опереться о него.

Жалость не позволяла мне взглянуть на него.

Мне хотелось встать, подойти к нему, закрыть ему рот рукой и сказать: «Не говори, не надо… из жалости ко всем нам… Ты делаешь преступление… ты убиваешь лучшее, что в тебе есть… все то, что возвышало тебя над другим…» Но я не в силах была двинуться, произнести хоть слово… Неподвижная от страха и тревоги, я ждала, как осужденный ждет под топором палача.

Тогда он заговорил.

Но это не был его голос, его глубокий и мягкий голос, который я так любила и который звучал всегда в моем сердце как красивый колокольный звон, который так же, как и нежный, преданный взор его глаз, был его богатством и моим счастьем.

Не все ли равно, что он говорил!

Он говорил о старых долгах, свалившихся на него, о переменах карьеры… о предложении со стороны министерства перейти в дипломатию… о должности в колониях…

Ложь!

Я снова стала спокойна. В то время, когда он говорил, я старалась найти нить, которая вывела бы меня к правде из этого лабиринта лжи, но я не нашла ее…

Когда он кончил, ожидая моего ответа, я сказала ему, указав на зеркало перед ним:

– Взгляни на себя, Арман. Человек, говорящий правду, не похож на тебя. Но если ты этого желаешь, я поверю всему, что ты сказал. Что нам предстоит?

Он начал развивать какие-то нелепые планы.

Ложь!

– Что бы ни случилось, что бы ты ни решил, я принимаю все. Ты можешь вычеркнуть нас из своей жизни, но из сердца никогда.

Он плакал.

Слезы его не были ложью.

* * *

Бывают в жизни человека минуты, равные целым векам. Те, на долю которых они выпадают, не должны жаловаться: душа созревает только в горе.

Арман хотел освободиться от нас, устроить свою жизнь иначе – его привлекали теперь другие горизонты.

Настоящая любовь не ищет счастья для себя, а стремится дать его Другому.

Он любил меня такой любовью, и я хотела любить его также.

Тяжелая ночь сменила этот мучительный день. Она прошла, как проходит все в жизни – и хорошее, и дурное.

На другой день, когда я посмотрела на себя в зеркало, волосы мои были покрыты серебряным инеем.

* * *

Кругом меня стало так тихо, как будто в доме был покойник; слуги ходили бесшумно и говорили тихим голосом.

Митчи не смел выйти из своей комнаты, и во всем доме был запах смерти.

Наступил вечер. Я по обыкновению сидела у своего окна, утомившись думать; мой притупленный мозг следил за потухавшим днем. Вдруг послышался слабый шорох, какое-то дуновение прошло по воздуху, точно последний вздох умирающего ребенка. Я вскочила с места, протягивая руки к духам, которые, как мне казалось, окружали меня. Тогда я поняла, в чем дело.