На ладони у нее лежал плоский золотой круг с длинной тонкой цепочкой. Огонь играл отблесками на странных рельефных знаках, распознать которые ни один из них так и не смог. Это была подвеска, которую Джемма видела на шее Купера в том, самом последнем сне.
Последняя вещь, которую он им передал в пакете.
Норман мог быть бесконечно прав – про духов, про плохие идеи и прочие весьма умные вещи, – но он упускал вот что: Купер
– Джемма, – словно прочитав ее мысли, сказал Кэл, и, подняв голову, Джемма обнаружила, что все смотрят на нее. Ну, звездой ей быть не привыкать. – Ты с нами?
– Нет, – ответила она, закрывая ладонь и пряча в ней амулет. – Вы какую-то фигню обсуждаете.
– Ты же не собираешься его надевать? – вскинулся Норман. Отсветы огня оранжевыми мазками раскрасили правую половину его лица, оставляя вторую темной, тревожной. Ответ он прочел на ее лице. – О нет. Нет-нет-нет, Джемайма Роген, послушай меня сейчас же…
– Норман.
Джедедайя Гор – он же Джедай, и Джемма заходилась в таком восторге от этой клички, что завидовала, что не сама ее придумала, – был директором Восточного офиса. Вживую Джемма видела его всего один раз, когда Айк взял ее на стратегическую встречу в Техас по вопросам охраны мексиканской границы: это оказался крепкий мужик с повязкой на глазу, эдакий Ник Фьюри, если бы тот был белым, носил футболки с «Мегадет» и не вынимал сигарету изо рта. Рядом с невысоким субтильным Айком, одетым в сдержанный серый деловой костюм, Джедай выглядел рок-музыкантом, вышедшим на пенсию. Из Техаса Джемма уезжала с твердой уверенностью, что ни одна легенда о том, как именно он потерял глаз, – а имя им было легион – не была правдивой. Скорее всего, этот мужик неудачно открыл глазом пиво. Черт, Джемма хотела стать им, когда вырастет, – и не только потому, что он эксцентрик. Джедай был ни много ни мало настоящей легендой Управления: операция «Лимос», резня в Британской Колумбии, зачистка в девяносто седьмом, Багровый Понедельник в Джексонвилле – и это только те байки, которые звучат в начале вечера!
Джедай был больше, чем профи. И в ученики брал к себе невероятно редко.
Норман нахмурил светлые брови – и Джемма подумала, что все, она выиграла, ему нечего возразить, – но следом сказал:
– Хорошо. Ладно. Только, Джемма, ты спрашивала там, в машине, как Купер смог это провернуть, – он звучал на удивление весомо, – и я хочу спросить: сколько ты знаешь способов залезть другому человеку в голову?
– Я думала над этим, – не растерялась Джемма, – и да: я не знаю, как он это делает, но…
– Я знаю один, – веско сказал Норман.
Джемма заткнулась. Доу, все так же сидевший на полу, поближе к костру, заинтересованно покосился на Нормана, но в итоге вопрос задал Кэл:
– Ну? И что это за способ?
– Это аркан, – пояснил тот, – магический аркан, для выполнения которого нужна куча побочных вещей: артефакты, сложные пентаграммы, часы наговоренных заклинаний… И все ради того, чтобы иметь возможность проникнуть человеку в сон. – Он покачал головой. – Но в нашем случае это невозможно. Для того чтобы общаться с тобой каждый твой сон, Куперу – или кому угодно, если это человек, – приходилось бы каждый раз обновлять аркан полностью. А ты видела сны несколько дней подряд со слишком маленьким интервалом.
Хорошо. Норман лучше разбирался в подобном, и Джемма не стала бы оспаривать его экспертность. Но, глядя на медальон, подумала: «Есть ведь куда более простой способ узнать».
– Ну… Мы можем сто лет гадать… – протянула она. – А можем просто спросить его.
– Детка? – Кэл почти комично почесал затылок. – Я, видимо, не догоняю. В смысле «спросить его»?
Джемма запнулась. Она не помнила, откуда появилась эта мысль. Это
Доу сощурился на нее:
– Ты думаешь, что эта штука нужна для связи с Купером?
Если она сейчас скажет: «Я это знаю», они сдадут ее в психушку.
– Давайте договоримся: пока мы не знаем, с чем имеем дело, мы не будем предпринимать…