Как прекрасно светит сегодня луна

Да, Мидхад-абый жив, он живет сейчас в Казани у дочерей, у него пять или шесть внуков, да, он пишет нашей маме длинные письма красивым разборчивым почерком. Пишет, что чувствует себя хорошо, что много ходит пешком, бережется, чтобы с ним не случился инфаркт, пишет, что собирается дожить до ста… Мы еще поживем, порадуемся жизни, пишет он нашей маме, мы с тобой крепкой породы, буздякские, в нашем роду все жили долго!.. Да, мы вспоминаем Яухар-апу, когда говорим про кого-нибудь, что он сильно влюблен…

Все так говорят. Ну, например, вспоминают про Вали-абыя, говорят: «Это тот, кто первым из нашей родни стал профессором». Про Шафику-апу: «Она первой из женщин нашего рода стала доктором наук, открыла звезду». Про отца нашего: «Это тот, кто основал в Уфе Институт языка и литературы…» А про Мидхад-абыя говорят: «Это тот, кого любила Яухар-апа, кому жизнь свою отдала…»

Честная Хадия

Появлению Хадии-апы в нашем деревянном доме по улице Ленина в центре города — дом этот снесли лет пятнадцать назад, и на месте его выстроили гигантский, с золоченой крышей, дворец «Нефтяник» — предшествовало деликатное постукивание в дверь, ведущую из холодных сеней на кухню. Мы с сестрой открывали толстую, обитую зеленой клеенкой дверь, Хадия-апа входила в клубах морозного пара, останавливалась на пороге, оглядывала стены, потолок, дощатую перегородку, за которой находилась газовая плита и два стола у окна — наш и соседки Шамсинсы-апы, заглядывала за перегородку и, увидев Шамсинсу-апу у плиты, многозначительно поджимала губы. Потом проходила в комнату, садилась на сундук возле вешалки и, оглянувшись в сторону кухни, таинственным шепотом произносила: «Шамсинса варит компот!» Мы с сестрой переглядывались. С появлением Хадии-апы все вокруг становилось зыбким, тревожным, таинственным, имеющим какой-то скрытый смысл. Хадия-апа развязывала шаль, расстегивала пальто и, оглядывая комнату так, будто видела ее в первый раз, произносила шепотом: «У Солиха грыжа». Мы с сестрой опять переглядывались. Солих был муж Хадии-апы, его мы знали. Посидев еще несколько минут, произнеся еще несколько непонятных фраз: «Гостинице «Башкирия» требуется швейцар» или: «На остановке Чернышевского сломался трамвай, кто-то на рельсах лежит», Хадия-апа поднималась, застегивала пальто, завязывала шаль и, с внезапной нежностью взглянув на нас, погладив по волосам, прошептав: «Умницы! Красавицы!» — выскальзывала за дверь.