Звукопроницаемая стена
Сначала я совершенно не слышал своего соседа за стеной. Возвращаясь с работы, я тут же включал приемник или телевизор, потом раздевался, умывался и переодевался в домашний костюм под «Последние известия» или песни рок-ансамблей, которых развелось теперь так много. Но как-то мой приемник замолчал — кажется, я нечаянно облил его кипятком из чайника. Несколько дней я лежал дома, на больничном. И за эти дни я обнаружил, что у меня за стеной живет человек, у которого нет телевизора, но есть проигрыватель со стереофоническим звучанием, шкаф со скрипучей дверцей, что здоровья мой сосед неважного: покашливает постоянно… Потом я установил, что дважды в неделю к нему приходит женщина, которая расхаживает на высоких каблуках и любит слушать пластинки Шопена… Иногда приходила вторая женщина, в туфлях без каблуков — эта любила слушать Лайму Вайкуле… По утрам сосед брился электробритвой, молол кофе в электрической кофемолке, по воскресеньям чистил ковер пылесосом… Словом, за стеной у меня жил тихий, деятельный, не слишком здоровый человек, всю жизнь которого можно было проследить по тем звукам, которые доносились из-за тонкой стены современного панельного дома.
Как-то вечером за стеной что-то упало, затем раздался тонкий, какой-то детский писк, скрип колесиков, будто катилась коляска, детская или инвалидная… В это время у меня зазвонил телефон, я снял трубку и поговорил с приятелем минут пятнадцать, отвлекшись от наблюдения за соседней квартирой. Положив трубку, я услышал за стеной незнакомые голоса, которые все время перебивал писклявый детский голос, потом дверь хлопнула, и все смолкло. Подойдя к окну, я увидел машину «скорой помощи», стоявшую у подъезда, санитаров в белых халатах, которые вынесли из подъезда носилки, — на них лежал человек, прикрытый одеялом.
Машина уехала. Я походил по комнате и включил телевизор, досмотреть последнюю серию многосерийной итальянской картины «Спрут».
Через день ко мне постучалась соседка — правда, не знаю, из какой квартиры. Она сказала, что за стеной у меня живет старик-инвалид, дочь его попала в больницу. Соседка предложила по очереди заносить старику молоко и хлеб, ведь он так беспомощен… Я согласился. Через день с батоном свежего хлеба, с пакетом молока я постучался в соседнюю квартиру, дверь открылась… и я увидел своего бывшего тестя в инвалидной коляске. «Разве вы здесь живете? — растерялся я. — А где же Лена?» «Лена в больнице», — ответил он своим всегдашним писклявым голосом, который теперь я узнал. «Но как же так? — изумился я. — Здесь жил человек, который каждое утро брился электробритвой». «Да, это Лена каждое утро брила меня электробритвой!» — пискнул он. «А пылесос?» — «Это Лена чистила пылесосом ковер!» Он кивнул на маленький, два на полтора метра, ковер, лежащий посреди комнаты на линолеумном полу. Я вспомнил этот ковер: мы купили его с Леной на мою первую зарплату. «А как же женщина, которая приходила раз в неделю?» — «Вы про Таню?» И я вспомнил эту Таню. Тогда она тоже любила ходить на высоких каблуках и водила Лену на все концерты, где играли Шопена. А вторая женщина — это, наверное, Майка из Госконцерта, Лена училась с ней в одном классе. Но кто покашливал за стеной? Лена? Осложнение после гриппа? Но я же ничего не знал, правда, не знал, мы развелись десять лет назад, и с тех пор я совершенно… И тут я увидел шкаф, тот самый скрипучий шкаф, который мы с Леной купили в первый год — в комиссионном на Смоленской за двадцать рублей. В этом магазине еще висела картина с голландским пейзажем, копия какого-то очень известного художника. Лене она очень понравилась. «Давай когда-нибудь купим такую же картину, — сказала она, — или давай когда-нибудь поедем в Голландию». «Давай», — сказал я тогда. «Почему же я не слышал за стеной ее голоса? И почему не слышал вашего голоса?» — спросил я бывшего тестя, вглядываясь в его маленькое, сморщенное, высохшее личико. «Мы не разговаривали, мы понимали друг друга без слов, — пискнул он, — вот только, когда случилось это…»
Неожиданно он подкатил в своей скрипучей коляске, потянулся, обхватил меня своими слабыми, дрожащими руками и пискнул: «Спасите! Спасите ее!» Я замер в его объятиях…
Река
Иван Алексеевич жил на окраине города. С недавних пор он полюбил совершать прогулки в воде. В своем будничном вельветовом костюме, в соломенной шляпе он спускался после работы по набережной к реке, держа под мышкой Петьку, — роскошного петуха с мощной грудью и золотистым оборванным хвостом, заходил за иву, служащую хорошей защитой от посторонних взглядов, входил в воду и медленно продвигался по течению, не касаясь дна, но и не высовываясь наружу, так что на светлой поверхности оставалась лишь его соломенная шляпа. Она вздрагивала каждый раз, когда Иван Алексеевич убыстрял шаг или останавливался, разговаривая с повстречавшимся знакомым.