- Я тебя услышал. Ты действительно безумен.
Лем совсем по-мальчишески сидел на краю массивного пласталевого стола: одно колено притянул к груди, а второй ногой энергично болтал в воздухе. И весело переругивался с Фиррентисами. Стол был оборудован мощными фиксаторами, но укладываться в них Лем отказывался наотрез. Сахаал уж как-нибудь справиться сам придержать жертву, а желание Септимуса зафиксировать пациента объяснялось планами на десяток датчиков и иглы в обе руки – одну на случай экстренных инъекций, другую - на диагностический забор крови каждые несколько минут.
- Я точно помню – был дистанционный диагност. Вот его и используй. А крови наберешь, сколько надо, капитан обеспечит.
- Недостаточная детализация информации о состоянии пациента затруднит принятие решения…
- Не-а! Я сегодня дурной и буйный, я найду способ выдрать капельницу!
- Обижаешь, старший помощник. Мы работали с очень разными пациентами, и система фиксации позволяет обездвижить должным образом даже легионера.
- Фиррентис, используй дистанционный диагност, добром прошу!
…Кто сказал, что у старшего помощника Лема может быть что-то тайное, слишком интимное, что он не хотел бы обнажать публично? Ну и что, что старший помощник Лем зачем-то свинтил камеры в комнате, где отдавал себя на растерзание трюмным крысам? Ну и что такого в словах «это личная просьба, капитан»? Фиррентис Септимус – как лучший медик корабля, Примарис - как старший над медиками, а Четырнадцатый – потому что ему очень интересно. Унус – чтобы подстраховать на случай, если кхорнитская сущность капитана выйдет из под контроля. И сам Сахаал, конечно. Вполне себе камерное мероприятие, никого лишнего. Только капитану дозволено увечить своего старпома, но посмотреть-то можно кому угодно, правда? Лем был уверен: если сейчас его еще и распялят в фиксаторах – он начнет орать, не дожидаясь начала пытки, и может быть, даже полноценно сойдет с ума.
Так что он сидел на столе, болтал ногой и весело переругивался с Фиррентисами, чтобы не завыть в голос от тошнотворности происходящего. На самом деле, всё это выглядит, как медицинский эксперимент. По сути это и есть медицинская манипуляция, способ решить проблему, с которой разум пациента не справляется в одиночку. Не можешь избавиться от говна сам – не капризничай, когда медик несет клистир. И то, что говно у тебя - в голове, не меняет общей картины.
Открылась дверь, и в комнату вошли двое Повелителей Ночи. С отставанием в секунду освещение, до этого по-медицински резкое, покорно сбавило интенсивность, и комната погрузилась в милосердный сумрак. И еретехи, и уж тем более легионеры обладают совершенным ночным зрением, и всё же жалкий человеческий разум воспринял темноту, как укрытие. Как возможность скрыть хоть что-то из выворачиваемых на всеобщее обозрение потрохов души и тела.
Сумрак принес облегчение, и Лем вспомнил о деле.
- Чтимый капитан, есть один момент, который мне кажется уместным обсудить именно сейчас. Имеет место юридический казус, касающийся меня и моего человека, ожидающего суда. Насколько я понимаю, досточтимый Митрих, как и многие другие бессмертные воины, с заметным интересом ожидает разрешения этого вопроса.
- Собираешься совместить “приятное” с полезным? – отозвался Унус.
- Нахожу это рациональным. Поскольку казус состоит как раз в том, что фактически мой человек неподсуден и ответственность за его действия несу лично я. Как думаешь, чтимого Митриха удовлетворит, скажем, кожа с моей правой руки? Снятая перчаткой? – Лем задумчиво покрутил перед собственным носом ладонью, словно оценивая качество предлагаемой кожи. – Если ты подаришь ему эту перчатку, попутно засвидетельствовав, что капитан был суров, а я покорно принял наказание?
- Слишком личный подарок. Будет выглядеть странно: не на столько Митрих лично требовал правосудия, - высказал авторитетное мнение капитан.
- Много народу в тревожном ожидании? – вопрос был риторическим, Лем и сам знал, что много. – Фиррентис, сможешь сделать гель с анестетиком абсолютно прозрачным?
- Не абсолютно, - Септимус сделал паузу на несколько секунд. – 94.8 процента прозрачности.
- Нормально, - кивнул Лем, и продолжил, обращаясь к Сахаалу. – Я ж вернулся с успешной миссии и заслуживаю снисхождения? Так что вместо стандартного приговора ты мне назначил, допустим, декаду, ходить с ободранной рукой навыпуск, в назидание прочим. Да и нерентабельно меня на стенку вешать, я либо работать не смогу, либо выйдет не назидательно.
В анестетиках Фиррентисов Лем не сомневался, и картинка, как он – ободранный, полувыпотрошенный и распятый на стене – деловито гоняет адъютантов и сервочерепа с поручениями, представилась ему очень ясно. Вплоть до неконтролируемого хихиканья.
- Он пьян? – раздраженно уточнил Сахаал.
- Экзогенные вещества, способные вызвать опьянение, в крови отсутствуют, - заступился Фиррентис. – Исключительно эндогенные. Однако биохимический фон чрезвычайно любопытный, и свидетельствует, что уважаемый старший помощник Лем не является мазохистом.
- Что? – поперхнулся уважаемый старший помощник.