Как приручить дракона – 2

И с кхазадами жарю спирт! — продекламировал я, глядя в зеркало на свое заспанное лицо.

Бриться, завтракать и прихорашиваться было некогда: плеснул в морду холодной воды, надел свежую рубашку, брюки, ботинки поудобнее — и побежал на выход.

День обещал быть адовым, потому как к нам в Вышемир приезжали актеры из труппы Виленского Великокняжеского драмтеатра. Они ставили спектакль на белорусском языке под названием «Чорная панна Нясвижа». То есть — «Черная панна Несвижа», если кому-то непонятно. За каким бесом нужно показывать детям романтизированную историю последнего Великого Князя Литовского из династии Ягеллонов и первого короля Речи Посполитой Сигизмунда Августа про его великую любовь с Барбарой Радзивилл — это отдельный разговор. Но вопросы такие решаю не я, я — веду на постановку десятый «а», тот самый, где Кузевич, Легенькая и Ляшков, и прочие интересные персонажи.

Почему я? Потому как что такое история и география по сравнению с указиловкой сверху, из самого Гомеля — чтоб все дети с восьмого по десятый класс обязательно посетили театр! Мол, повышали чтоб культурный уровень. Лучше бы Мольера там поставили или Островского — ребятки хоть посмеялись бы. А то — Радзивиллы… У меня от этой фамилии уже оскомина на зубах образовывалась, и начинали мерещиться заговоры и злонамеренность даже в обычном театральном представлении…

Так что, раз у меня пятый и шестой урок в десятом классе — значит, будь любезен, Георгий Серафимович, вместо Корейской войны (тут тоже такая была, и примерно в то же время, что и у нас) и истории Российско-Авалонского противостояния в Азии веди десятиклассников в Земский дом культуры… С другой стороны, десятый класс — это нормально. Был бы шестой — там хоть вешайся.

«Урса» после орочьего автосервиса вела себя отлично. Несмотря на позднее время и долгие разговоры про общественный договор, войну всех против всех, естественные права и естественные же законы, сработал Вождь зеленокожих как положено, любо-дорого кататься!

Задумавшись, я проехал свою любимую парковку — подальше от школы и поближе к магазину — и потому пришлось искать место рядом с калиткой. И — конечно же, я спалился!

Вылезая из машины, я мигом оказался под прицелом двух десятков глаз: восьмиклассники — Бурова, которая на линейке была зеленая, Игнатов, которого тошнило, и самый умный из всех гоблиненок Яша из зверинца, а еще шебутные, но толковые ребята Жаркин, Невзорин и Морковкин, и четверняшки снага — все они с открытыми ртами пялились на «Урсу» и на меня, из нее вылезающего.

— Будете хорошо учиться и много работать — у вас тоже такие же будут, — сказал я как можно более убедительно, хотя сам себе не верил. — Главное, ребята, четко понять, что ты можешь, и чего ты не можешь — и действовать в соответствии с этим пониманием. А теперь — кру-у-угом! На уроки — шагом марш! Третьим уроком — ко мне, будем говорить про географию отечественного автомобилестроения и про «Урсу» — тоже. Понятно?

— Поня-а-а-атно! — протянули восьмиклашки.

Растрендят всей школе, точно. Будут говорить, что я мафиози и в Гомеле собираю бабки с ларьков в районе вокзала. Или еще что-то подобное. Потому что учитель — это кто-то нищий и несчастный. А если нет, то или бандит-мошенник, или муж у нее хорошо зарабатывает. Второй вариант точно не про меня, стало быть — все кристально ясно.

Ничего, стереотипы надо ломать. Вождь смог, а я что — хуже, что ли?

* * *

Столовая вообще и организация питания в земских школах в частности — священная корова всей системы образования. Все дети России обеспечиваются бесплатным питанием в детских садах и школах за счет Государя! Ты не кушаешь припущенную рыбу, синий омлет, холодную овсянку и тушеную морковку? Значит, не уважаешь Иоанна Иоанновича! Аргумент более, чем свирепый, но не особенно эффективный. Государя дети уважали и даже в общем-то были ему благодарны, особенно — те, которые родились в малообеспеченных семьях, но ситуация в целом была классической: младшие давились и ничего не ели, старшим не хватало. Ничего удивительного.

В нашей школе столовка была средней паршивости. Вся выкрашенная голубенькой краской, с обшарпанными столами и тяжелыми табуретками, выщербленным и замазанным сверху вечным суриком дощатым полом. Гутцайт планировала отремонтировать ее в следующем году, пока — средств не имелось, руки не доходили.

В буфете почти ничего не продавалось, кроме отрубных хлебцев, шоколадных батончиков и сока с мякотью, а на кухне работали два типа поваров: старые толстые женщины, которые подворовывали, и молодые сутулые юноши, едва-едва окончившие кулинарный колледж. Не лучшие из его выпускников точно, лучшие после выпускного шли в рестораны. Так что еда тут тоже предлагалась так себе — средней паршивости.