Уже ушел? Куда? Только она не могла задать этот вопрос горничной. Это неприлично. Мать утверждала, что герцогиня должна вести себя так, словно все знает и ничему не удивляется.
Но даже ее мать была бы удивлена событиями первой брачной ночи новоявленной герцогини.
Нет, Изабелл вовсе не собиралась рассказывать о своем ночном опыте матери. Это не только неприлично. Она не имела желания рассказывать кому бы то ни было о том, что случилось или что не случилось.
Она даже не знала, какие чувства по этому поводу испытывает. Единственное, что она могла с уверенностью утверждать, – что теперь она испытывает намного больший интерес к мужу, чем в тот момент, когда впервые его увидела. Она взяла одно из печений из тарелки и откусила. Вкус был восхитительным. Внутри обнаружились яблоки, сахар и какой-то крем. Настоящий герцогский завтрак.
Продолжая активно жевать, Изабелл оглядела комнату. Ее комнату. Накануне вечером она, насмерть перепуганная ожидаемыми животными страстями своего супруга, не обратила на нее внимания.
Комната была очень просторной, как и полагалось апартаментам герцогини. В ней было почти так же много мебели и всяких безделушек, как в доме ее родителей. Несколько раз Изабелл юбками смахивала какие-то мелочи со столов на пол, вызывая гневную гримасу на лице матери. А комната очень приятная, удивленно подумала девушка. Наверное, это были покои матери прежнего герцога? Или прежний герцог поручил кому-то подготовить ее специально для нее? Едва ли он сделал это сам. Изабелл никак не могла предположить, что прежний герцог, какого бы низкого мнения она о нем ни была, обожал розовый цвет и его оттенки.
Подумав об этом, она хихикнула. Робинсон, убиравшая постель, оглянулась и улыбнулась. Изабелл едва не ответила ей улыбкой, но вовремя вспомнила, что герцогине не пристало улыбаться слугам.
По крайней мере, об этом всегда говорила мать, при этом добавляя, что герцогиня, особенно герцогиня Гейдж, должна быть учтивой всегда – и при королевском дворе, и у себя дома со слугами.
Герцогиня Гейдж. Теперь это она. Не леди Изабелл Соуфорд, и даже не идеальная дочь графа и графини Гросстон, а герцогиня Гейдж.
Что ей готовит будущее? Что станет с герцогиней Гейдж через месяц или через год?
– Еще только один раунд, я обещаю. – Николас сидел в углу боксерского ринга, а Грифф обмахивал его разгоряченную физиономию полотенцем.
– Ты хочешь, чтобы тебе сломали нос? Или еще хуже? – процедил сквозь зубы брат.
– Что может быть хуже сломанного носа? – спросил Николас. Не то чтобы ему нужен был ответ. Просто он хотел отвлечь внимание Гриффа, чтобы тот прекратил попытки его остановить.
Он должен был продолжать. Ему было необходимо как-то освободиться от всего – что бы это ни было, – что сжигало его изнутри.
Ночью, покинув комнату Изабелл, Николас почти не спал. Образы прошедшего дня сменяли друг друга перед его мысленным взором. Он вспоминал ее, изумительно красивую, в церкви, произносящую брачные обеты. А вечером самообладание вытеснил панический страх. Ужас в ее глазах стрелой пронзил его сердце, вызвав острую боль. Ее тревога слегка ослабла, когда они играли в карты, но снова вернулась, когда он повел ее в постель. И, главное, он никак не мог забыть, какие эмоции испытал сам, когда она лежала в постели рядом с ним, совсем близко, оставаясь бесконечно далекой.
– Еще один раунд, и все, – повторил Николас.
Брат сделал шаг в сторону, его лицо при этом выражало отвращение.
– Прекрасно. Ты все равно не обращаешь никакого внимания на мои слова, так что можешь и дальше изображать боксерскую грушу. Возможно, кому-то удастся вбить хотя бы крупицы разума в твою тупую башку. – Он повернулся к зрителям. – Кто-нибудь желает сразиться с новым герцогом Гейджем? Ему, похоже, необходима хорошая встряска.
Собравшиеся оживились, и вперед выступили несколько человек, уже одетых для поединка. Грифф оглядел каждого и указал на самого мощного из них.
– Вы первый. Только постарайтесь не думать, что ваш противник – герцог. Или, наоборот, думайте, если это поднимет ваш бойцовский дух.
Мужчина засмеялся, сказал несколько слов другим претендентам и вышел на ринг. Глаза его сверкали. Николас ощутил его взгляд и сжал кулаки. Теперь он думал только об одном – как стереть самодовольную улыбку с физиономии противника. Он должен был получить свое удовлетворение, и если ему доступно лишь такое, он его обязательно получит. Он его возьмет.
Нельзя сказать, что Изабелл ждала мужа. Просто она все утро ничего не делала – только брала в руки вышивание и снова его убирала. Вверх – вниз, вверх – вниз. Так несчастный клочок ткани преодолеет большее расстояние, чем она.
Она сидела в удивительно удобном кресле – в доме родителей не было такой мебели – в маленькой комнате, личной чайной комнате герцогини, как сообщил дворецкий. В ней было два больших окна, но день выдался пасмурный, и Изабелл потребовались свечи. Тем более что она предположительно вышивала. Хотя на самом деле она этого не делала.