Ей позволили выйти к завтраку в пеньюаре — единственный раз, когда родители допустили несовершенство в ее одежде. Но дело в том, что ее свадебное платье было идеально белым — спасибо королеве Виктории, которая, очевидно, была уверена, что невеста ничего не прольет на платье в день своей свадьбы.
Мать Изабелл была женщиной осмотрительной, поэтому невеста и оказалась за завтраком в пеньюаре.
— Ты готова? — спросила Маргарет, прикоснувшись к изысканной прическе сестры. Горничная графини издала тяжелый вздох и что-то поправила в том месте, которого коснулись пальцы Маргарет.
— Думаю, что да. — Изабелл разгладила и без того лишенное каких-либо морщинок платье. Ей так хотелось провести еще хотя бы одну ночь дома с Маргарет — только с ней она могла быть несовершенной. Ах, если бы только ее миновало проклятие красоты!
Изабелл мысленно усмехнулась. Дурнушки мечтают стать красивыми, но у красавиц жизнь тоже не сахар.
— Экипаж ждет. Герцог тоже. — Голос графини опередил ее саму. Услышав его, Изабелл машинально выпрямилась и расправила плечи.
По крайней мере, этот герцог едва ли будет постоянно критиковать ее осанку. Значит, хотя бы один положительный момент в этом браке есть. Можно будет позволить себе ссутулиться… изредка.
— Иду, мама, — сказала Изабелл и в последний раз обняла сестру.
— Помни, — шепнула ей на ухо Маргарет, — если ты будешь несчастна, мы обязательно что-нибудь придумаем. — Изабелл поняла, что вот-вот расплачется, кивнула и отстранилась. Пусть ничего нельзя сделать, однако было приятно осознавать, что кому-то она небезразлична.
— Пора, девочки, — скомандовала графиня.
Изабелл вздохнула и переступила порог своей спальни.
Поездка до церкви оказалась мучительно короткой. Судя по количеству стоящих вокруг экипажей, сюда съехался весь цвет лондонского высшего общества, чтобы поглазеть на новоиспеченного герцога и на бракосочетание самой красивой лондонской пары.
Она вошла в церковь с отчаянно бьющимся сердцем, но, идя по проходу, не забывала держать спину прямой, а голову — высоко поднятой. Она направлялась к алтарю, где ее ждал человек, которому предстояло заботиться о ней всю жизнь.
— Войдите. — Джейн повернулась в кресле, надеясь увидеть белого рыцаря, коня или по крайней мере посыльного, который доставит весть, что ей не придется пройти через все это.
— Добрый вечер, Джейн. — Он вошел в комнату, словно крадущийся хищник, его черные глаза, устремленные на нее, горели. Ей показалось, что она понимает, что он видит и о чем думает, и она вздрогнула.
— Я хотел отдать тебе это. — Он достал из кармана бархатный футляр, подошел к ней и открыл его. В футляре оказалось самое прекрасное украшение, какое ей доводилось видеть. Он достал вещицу из коробки и, сделав два шага, остановился у Джейн за спиной.
— Это ожерелье моей матери, — сказал он, обвивая нитью ее шею. Она почувствовала холод драгоценности. Его пальцы, застегнувшие ожерелье, тоже были холодными. — Оно будет на тебе на первом официальном мероприятии, в котором мы примем участие как муж и жена.
Она судорожно сглотнула и погладила ожерелье кончиком пальца.
— Спасибо, — едва слышно проговорила девушка.
Изысканное ожерелье показалось ей ошейником, за который он станет водить ее всегда.
Сможет ли она когда-нибудь его снять?
Глава 7
Николас постучал и сразу открыл дверь, не дожидаясь ее ответа.
— О! — воскликнула Изабелл. Ее голос показался ему резким и каким-то неестественным. Не то чтобы он точно знал, как звучит ее голос. Ранее ему доводилось слышать от нее только междометья. Несколько фраз подряд в его присутствии она произнесла только один раз — повторяя за священником брачные клятвы у алтаря.
Он еще не понял, правильно поступил или нет, решив не уезжать из города на традиционный медовый месяц. С одной стороны, Николас с нетерпением ждал постельных утех, которым, как правило, предаются молодожены в медовый месяц. Но, с другой стороны, он совсем недавно стал обладателем титула, и предстояло сделать еще очень много дел. Кроме того, он хотел сразу убедиться, что герцогиню Гейдж принимают в обществе с должным почтением, поэтому намеревался активно посещать светские мероприятия и наносить визиты, а не оставаться в уединении.
И вот он в ее спальне.
Изабелл сидела у туалетного столика, а ее горничная что-то делала с ее волосами.
— Вы сегодня больше не понадобитесь, — сказал Николас растерявшейся женщине. Та взглянула на Изабелл, которая молча кивнула.
— Прошу меня извинить, ваша светлость, — пробормотала служанка, затем быстро сделала реверанс и поспешила выйти.
Николас дождался, когда за ней закроется дверь, и занял то место, где горничная только что стояла, затем взял со столика щетку и протянул руку к волосам молодой жены. Изабелл вздрогнула и отпрянула, а у него сжалось сердце.