Как приручить лису и превратить её в собаку. Сибирский эволюционный эксперимент

Появлялись и другие свидетельства того, что результаты сибирского эксперимента признаны научным сообществом на Западе. Вскоре после конференции в Эдинбурге к Беляеву обратились из редакции «Британской энциклопедии» с просьбой написать статью о доместикации животных для готовящегося переработанного 15-го издания (также известного как Britannica 3). Энциклопедию предполагалось выпустить в 1974 г. Взволнованный Дмитрий сразу же засел за написание очерка, который был опубликован в соответствующем томе сразу же вслед за статьей Dogs («Собаки»)^{55}.

В 1970-е гг. шло бурное изучение взаимосвязей между генами и поведением, и эксперимент с лисами оказался на переднем крае этих исследований. В 1970 г. было основано Общество по изучению генетики поведения, которое стало издавать специальный журнал Behaviour Genetics («Генетика поведения»). Спустя два года первым президентом Общества избрали американского генетика русского происхождения Феодосия Добржанского, чьи работы Беляев хорошо знал. Русская генетика возрождалась, и Дмитрий являлся одним из главных ее представителей. В 1973 г. ему снова позволили поехать на Международный генетический конгресс, проходивший в Калифорнийском университете в Беркли.

Беляеву раньше не доводилось видеть ничего подобного. И в научном, и в культурном отношении конгресс в Беркли выглядел очень пестрым. Организаторы предлагали множество специальных секций и круглых столов на самые разные темы, начиная от «Генетики и голода» и заканчивая «Дилеммой между наукой и моралью». Но больше было тем, которые перекликались с исследованиями Беляева, например, «Генетика развития» и «Генетика поведения»^{56}. Все, чье имя имело вес в мировой генетике, собрались здесь. Беляеву удалось встретиться с некоторыми выдающимися учеными и обсудить с ними свои идеи. В перерывах между заседаниями и по вечерам участники конгресса погружались в бурную «захиппованную» уличную жизнь. Беркли был ареной сотрясавших Соединенные Штаты студенческих волнений, эпицентром движения за свободу слова, и свобода самовыражения представала здесь во всей своей красе. Уличные торговцы, музыканты и жонглеры наперебой привлекали к себе внимание прохожих, тут же хиппи раздавали листовки с протестами против вьетнамской войны или гонки вооружений. Вся эта пестрая действительность очаровала Дмитрия, и позже он не раз и с большой симпатией рассказывал своим друзьям про Беркли, город, который другие участники конгресса описывали как «заполненный молодыми американцами из среднего класса, наряженными в желтые одеяния и приплясывающими под бесконечные гимны Харе-Кришне»^{57}.

Во время конгресса Беляев и другие советские делегаты обратились в организационный комитет Международного генетического конгресса с предложением провести следующий конгресс, намеченный на 1978 г., в Москве. Определенно, инициатором этого был Беляев с его огромным опытом по руководству Институтом цитологии и генетики. Оргкомитет предложение заинтересовало. Его члены всегда стремились сделать международные конгрессы еще «международнее», и Москва предоставляла для этого хорошую возможность. Политика потепления отношений между США и их союзниками и СССР, которую с начала 1970-х гг. проводил президент Никсон, облегчала проведение такого научного форума за железным занавесом. Для многих западных генетиков появился шанс познакомиться с сообществом исследователей и научной литературой, о которых мало что было известно за пределами СССР. Идеалисты из оргкомитета мечтали даже о том, что такое событие сможет иметь не только научное значение. Вдруг оно хоть немного да поспособствует полному окончанию холодной войны? Сам факт проведения конгресса генетиков в Москве означал бы, что зловещие времена Лысенко остались далеко в прошлом. Эта мысль тоже импонировала членам комитета^{58}.

Задача казалась крайне амбициозной, но комитет все-таки ответил членам советской делегации: да, если вы хотите принять конгресс 1978 г. в Москве, мы даем свое согласие. К беляевским титулам немедленно добавился еще один: генеральный секретарь XIV Международного генетического конгресса в Москве.

Собственная экспериментальная звероферма позволила Дмитрию и Людмиле всего за несколько лет добиться немалых успехов. Теперь, когда наблюдения проводились круглогодично, эмоциональная связь Людмилы с подопытными животными значительно укрепилась. В глубине души она не сомневалась, что это кое-что меняло в исследованиях. Больше нельзя было игнорировать эмоциональные изменения и глубину чувств, которые лисы стали проявлять к людям, как и чувства, которые они пробуждали у нее самой, у работниц фермы, вообще у каждого, кто посещал ферму.