Как приручить лису и превратить её в собаку. Сибирский эволюционный эксперимент

В новый дом переехали Пушинка, две ее дочери и два внука. Непривычная обстановка им не понравилась. Чувствовалось, что им не хватает свободного доступа на половину Людмилы (да и ей самой недоставало лисьей компании). Особенно тяжело переносила это разделение Пушинка. Время от времени она пыталась проникнуть к Людмиле. Иногда Пушинке удавалось проскользнуть, и она громко выражала свое неудовольствие, если Людмила выгоняла ее. Казалось, что лисица помнит об их прежней жизни в первом домике. Людмила писала: «Когда Пушинка находится во дворе, она часто смотрит на наш старый дом, где мы так счастливо жили все вместе». Видя, как нелегко ей приходится, Людмила иногда позволяла себе нарушить правила. В дневнике появлялась запись: «[Сегодня] Пушинка была особенно печальной и подавленной. Она положила морду на мои ноги и долго лежала так, тоскливо и преданно глядя мне в глаза». В тот день Людмила разрешила ей остаться на некоторое время на «человеческой» половине и обследовать ее. Было очень тяжело видеть своего друга в печали.

Теперь, когда Людмила и ее помощницы проводили меньше времени вместе с лисами, звери стали больше искать их общества. Если кто-то из сотрудников подходил к дому со стороны их половины, лисы наперегонки бежали к человеку и оспаривали одна у другой его внимание. Обычно они вполне довольствовались своей лисьей компанией и совместными играми, но, стоило Людмиле или ее помощнице Тамаре погладить одну из лис или оказать ей другой знак внимания, как тут же набегали все остальные, не обращая никакого внимания на агрессивное рычание соперницы.

Лисы, жившие в доме, энергично защищали Людмилу и остальных «своих» людей. Однажды в июле 1977 г. на ферму впервые приехали сотрудник института и студент. Стоило им появиться в доме, как Пушинка пришла в ярость. До этого она только однажды так разъярилась – в тот день, когда с лаем набросилась на ночную обходчицу. На этот раз она не залаяла, а злобно зарычала на пришельцев, что с «элитными» лисами случается крайне редко. Пушинка определенно отличала постоянных посетителей дома от случайных визитеров. И она несомненно могла обучаться новым формам поведения.

На эдинбургской конференции 1971 Г. Беляев жадно прислушивался к спорам о том, является ли поведение животных врожденным или благоприобретенным. Дебаты так ничем и не закончились. Но анализ наблюдений Людмилой за Пушинкой показывал, что обе крайние позиции по этому вопросу ошибочны.

Особенно яростные споры вызвали исследования приматолога Джейн Гудолл, сообщившей о своих удивительных наблюдениях за шимпанзе в танзанийском заповеднике Гомбе на Восточном побережье Африки. Именно в Танзании, в ущелье Олдувай, палеонтологу Луису Лики и его жене Мэри удалось сделать замечательные находки окаменелых скелетов древних предков человека. Гудолл начала наблюдения в 1960 г. – по совету Луиса, считавшего, что изучение поведения современных приматов поможет лучше понять образ жизни наших вымерших предков. Очень скоро опубликованные Джейн отчеты о том, как устроены сообщества шимпанзе и насколько близким к человеческому часто кажется их поведение, поразили публику. Однако в кругах этологов кое-кто резко выступил против интерпретаций поведения обезьян, предложенных Гудолл. В своей книге «В тени человека» она привела увлекательные описания сплоченных отношений у шимпанзе: «Я видела, как одна самка, недавно присоединившаяся к группе, подбежала к большому самцу и протянула ему руку. Он царственно повернулся к ней, взял за руку и, притянув к себе, поцеловал в губы. Я видела двух взрослых самцов, приветственно обнимающихся при встрече». Молодые шимпанзе с наслаждением проводили дни в компании себе подобных, устраивая «дикие игры, гоняясь друг за другом по верхушкам деревьев или по очереди перепрыгивая с ветки на ветку»^{62}.

Гудолл утверждала, что каждая особь в группе имеет выраженную индивидуальность и, хотя самыми тесными остаются связи между матерями и их детенышами, развитые социальные взаимодействия существуют и между обезьянами, относящимися не только к одной семье. Представляется, что шимпанзе проявляют вполне искреннюю заботу о членах своей группы. Они делятся пищей, при необходимости обращаются друг к другу за помощью. К ужасу исследовательницы, продолжившей свои наблюдения в середине 1970-х гг., ей пришлось увидеть и сцены жестокого насилия, например когда доминирующие в группе самки убивают детенышей самок с более низким социальным статусом. Видела она и то, как группа самцов убивала сородича и пожирала его тело. Прежде такие хитроумно спланированные злодеяния считались уникальным человеческим поведением. Открытие, что мы в этом не одиноки, весьма разочаровало Гудолл. Спустя много лет она написала: «Когда я начинала работу в Гомбе, то думала, что шимпанзе гораздо приятнее человека. Время показало, что это не так. Обезьяны способны вести себя так же ужасно, как мы»^{63}.