Зима в тот год выдалась необычайно холодной. В одиннадцатом часу вечера водитель институтского микроавтобуса, добродушный паренек по имени Валерий, встречал Ларису у ее дома в Академгородке. Они заезжали в Каинскую Заимку за ее помощницами. Лариса вспоминает, что каждая работница уже сидела у окошка в ожидании машины, готовая немедленно ехать. Они знали, что время не ждет, и не хотели быть причиной задержек в работе. Высадив их у вольеров, Валерий отгонял автобус в гараж и, не выключая мотор, погружался в дремоту. В это время Лариса и ее помощницы изучали составленный Людмилой список животных, у которых в ту ночь предстояло брать пробы крови. Составлялся кратчайший маршрут обхода клеток, чтобы выполнить все как можно быстрее. Если шел густой снег, им приходилось сначала расчищать подходы к вольерам и к помещению лаборатории, куда лис приносили, чтобы взять у них кровь. Порой ночи были совершенно темными, без лунного света, и женщинам приходилось освещать себе путь фонариками. Проходя между вольерами, они торопливо отыскивали нужных животных, освещая таблички с их кличками, закрепленные над клетками. С такой же поспешностью, будто выполняя тайную военную операцию, на руках переносили блаженно теплых лис из клеток в лабораторию и обратно. Когда дело было сделано, все собирались у машины и, по словам Ларисы, «Валерий открывал нам дверь, с улыбкой интересуясь, совсем мы замерзли или нет».
Когда анализ проб был сделан, Лариса пошла к Людмиле и Дмитрию, чтобы рассказать им об удивительном явлении, которое она обнаружила: концентрация мелатонина в крови ручных и контрольных лис была одинаковой, зато содержание этого гормона в шишковидной железе у животных первой группы было значительно выше{78}. По мнению Ларисы, это было весьма странно. Как и ожидалось, «элитные» животные вырабатывали больше мелатонина, но он почти весь скапливался у них в эпифизе, причем в такой вязкой консистенции, что никак не мог выходить в кровоток. Сама эта железа у лис в экспериментальной группе была значительно, почти наполовину, меньше, чем у контрольных животных. Никто не мог понять, в чем тут дело.
Было ясно, что в эндокринной системе ручных лис, ответственной за секрецию гормонов, происходят какие-то изменения. Но о принципах работы этой необычайно сложной системы было мало что известно, поэтому никто не мог сказать, что именно в ней изменилось и почему. Даже сегодня мы знаем об эндокринной системе слишком мало, чтобы объяснить полученный результат.
Единственный вывод, который сибирские исследователи смогли вынести из этих сравнительных наблюдений, состоял в том, что теоретическое предсказание, сделанное Беляевым много лет назад, подтвердилось: отбор серебристо-черных лис на доместикацию вызвал глубокие и сложные изменения в их репродуктивной системе.
Одновременно с исследованиями гормонального уровня лисиц Дмитрий Беляев был поглощен подготовкой к стремительно приближавшемуся Международному генетическому конгрессу, который должен был пройти в Москве в августе 1978 г. Став генеральным секретарем этого научного форума, он отвечал за всю его программу. Беляеву хотелось, чтобы конгресс стал настоящим праздником, выставкой русской культуры, а также смотром новейших достижений мировой и советской науки. Ожидался приезд 3462 участников из 60 стран, большинство из которых никогда не бывали в СССР. Для советских генетиков эта была отличная возможность открыть себя миру и показать, что они больше не находятся под пятой Лысенко и проводят высококлассные исследования. Беляев хотел, чтобы для каждого участника конгресса поездка в Москву стала незабываемым впечатлением, чтобы они увезли с собой представление об СССР, отличное от того, что им преподносили СМИ в самый разгар холодной войны.