Как прое*** всё

Лена заставила хулиганов выучить этот текст наизусть, это ясно – сами они так говорить не умели. Она была на самом деле не только очень красивая, но и очень серьезная. У нее и родители были такие – серьезные. Папа ее убил человека, получил большой срок, в тюрьме убил еще одного человека, получил еще один срок, а потом его самого там убили. А мама у Лены была красивая, как Лена, но пьющая, от переживаний разных. Она часто лежала в разных местах нашей улицы. Семейные традиции сделали Лену тоже серьезной. Она могла в любой момент ударить в глаз любого человека. Она была дива. Почему она приходила ко мне? Я ей рассказывал, точнее пересказывал, книжки, которые читал. Лена не читала книжки. Но она любила слушать, как я их пересказываю для нее. Вот почему она могла простоять со мной час. Ей было со мной интересно. Я не пытался ее щупать. Хотя хотел, конечно, и сильно. Но я рассказывал ей истории. Я брал контентом. Именно тогда я открыл этот ценнейший, важнейший инструмент героя. Контент. Если женщине интересен контент, с ней можно делать что хочешь.

Лена Гашевская. Где ты? Куда, на кого смотрят сейчас твои глаза, цвета бутылки вина? Я не знаю. И знать не хочу.

Максимум

Это было осенью. В пожарную часть, расположенную на пересечении нашей улицы и улицы Садовой, поступили три новые машины. У них были пушки – последний писк пожаротушительной моды. У одной из трех машин на крыше была не просто пушка, а гаубица с коротким толстым стволом. Она могла с земли тушить пожар на двенадцатом этаже. Зачем это было нужно в одноэтажном городе? Не знаю.

Пожарные буквально жарились в лучах славы. На глазах всей улицы – все вышли смотреть – и так и эдак мыли алых чудовищ, разматывали-сматывали брандспойты, навинчивали-свинчивали штуцеры и производили много других операций со всякими по-немецки называющимися предметами. Потом они столпились вокруг машин и оживленно зажестикулировали.

– Испытать надо пушку! – услышал я.

Одна из машин выехала на середину площадки перед ангаром и развернулась пушкой к кладбищу. Ствол пушки начал медленно подниматься. Все замерли. И я.

Здесь следует дать более подробное описание волнующей панорамы, так как она в этой истории играет существенную роль. Слева и справа от пожарной части находились бедные постройки, обнесенные низенькими деревянными заборами. Между пожарной частью и одним из прилегающих к ней старых двориков стояла высокая котельцовая стена. Котелец – это такой строительный материал известковой природы, белый, размером и весом раз в пять превышающий кирпич, с хорошими теплоизоляционными свойствами, к этой истории, впрочем, касательства не имеющими. Зачем стояла там эта белая стена – неизвестно, скорее всего, она была частью путаницы, бессмыслицы и тайны, которую принято считать наукой историей. Наконец, за пожарной частью, за темной каменной оградой располагалось кладбище, старое. Такова волнующая панорама.

В ближайшем к пожарной части дворике, за белой стеной, жила слепая бабушка. Совсем слепая. Она была знакома мне. Она дарила нам, пацанам без отцов и без совести, конфеты. Стоило подойти к ее калитке и постучать громко, как она появлялась из дома с бумажным свертком, полным шоколадных конфет. Не было случая, чтобы конфет у нее не нашлось. Такая любовь к детям требовала определенных расходов. Но слепая бабушка могла себе это позволить, потому что разводила на продажу кур. В ее крошечном дворике, по которому она передвигалась с филигранной точностью слепого, жили куры. Они были белые.

И вот пожарные стали проверять пушку. Водяной столб ударил по одному из кладбищенских тополей, снес множество веток и воробьев, которые, смешавшись с тонной воды, опали на могилы. Наблюдатели – все мы – были впечатлены, воробьи – деморализованы, обитатели старых могил – удивлены обильным орошением, а испытатели, пожарные – нет. Не удовлетворены результатом. Не то чтобы совсем, но – нет.

– Нет той! – сказал один из пожарных, имея в виду, я не знаю что, может быть, мощность, а может, радость.

«Нет той». Так он сказал, я это запомнил. Я много раз это повторял потом, в жизни, когда не наблюдал должной мощности, радости, скорби и красоты. Нет той.

Следующей мишенью для испытания, на этот раз не пушки, а гаубицы, была выбрана котельцовая стена – та самая, белая, отделявшая пожарную часть от дворика слепой бабушки. Трудно сказать, что двигало пожарными. Душа пожарных – потемки. Как бы там ни было, гаубица заняла исходную позицию – по белой стене, прямой наводкой, метров с десяти.

– Максимум! – закричали пожарные. – Ставим на максимум!

Удар был ебанистический. Котельцовая стена повела себя, как горячее шампанское. Камни брызнули во все стороны, стена вся высыпалась во двор слепой бабушки и котельцовым дождем опала на куриные головы. Над бабушкиным двориком поднялось облако белых перьев. Мы все – дети, взрослые и пожарные – бросились смотреть, что там: кто умер, кто жив. Это всегда интересно.