Как провести медовый месяц в одиночестве

Он смотрит, как я смыкаю губы вокруг соломинки, лицо странно серьезное. Как будто он изучает, как я это делаю. У меня в животе что-то переворачивается.

— Я наблюдаю, — пробормотал он. Затем он прочищает горло и снимает с головы солнцезащитные очки, кладя их на стол между нами. — Я иду в воду.

— Нужно охладиться?

— Что-то вроде того, — бормочет он и направляется к морю. Я смотрю, как он заходит в воду, пока волны не достигают его бедер, а затем ныряет в воду, и его широкие плечи снова выныривают на поверхность.

Он плавает взад-вперед вдоль берега, достаточно далеко, чтобы его не беспокоили другие туристы, плавающие на мелководье.

Спустя долгое время он возвращается и растягивается рядом со мной, на его коже высыхают капли.

Я переворачиваю следующую страницу своего романа. Я почти в кульминации, в точке, где сюжет переходит от предсказуемого к хаотичному, и у меня есть несколько теорий о том, что произойдет. Выяснить, права ли я, — лучшая часть любого процесса чтения. Как будто я решаю головоломку вместе с героями.

— Что ты читаешь? — спрашивает он, не открывая глаз.

Я загибаю пальцы вокруг верхней части книги, не отрываясь от чтения.

— Уютную тайну. (прим. Уютная тайна (ориг. Сozy mystery) — это поджанр криминальной фантастики, в котором секс и насилие происходят за кадром, детектив — ищейка-любитель, а преступление и его раскрытие происходят в небольшом, социально закрытом сообществе).

— Уютную тайну?

— Да

— А что это такое?

— Это немного похоже на… Агату Кристи. Убийства и приятные ощущения.

— Точно, я почти забыл, что ты одержима настоящими преступлениями.

— Это не совсем настоящее преступление. Преступление как бы случайно.

— Расскажи мне о сюжете.

И я рассказываю, лежа под зонтиком. Я рассказываю ему о главном детективе и о том, как она вернулась в родной город, только чтобы обнаружить, что ее бывший хранит секреты, и что мальчик, который дразнил ее в школе, стал ее замкнутым, но привлекательным соседом, а потом исчезает подросток, и…

Филипп прерывает меня.

— Ты пишешь такие истории?

— Я знала, что ты попытаешься вытянуть из меня эту информацию.

— Я выясню это до того, как мы покинем остров, — говорит он, заложив руки за голову. — Что ты хочешь написать дальше?

Я закрываю книгу, совершая худший из всех поступков. Собакоубийство. Может быть, поговорить с ним об этом будет не так уж сложно. До сих пор он меня поддерживал, и… ну, через несколько дней он снова станет незнакомцем.

— Вообще-то я планирую написать что-то, вдохновленное этим курортом.

Его глаза загораются.

— Правда?

— Да.

— Интересно. Расскажи мне об этом

И я рассказываю. Я рассказываю о людях, которых видела, — о спорящих сестрах, о богатой паре на пляже — и обо всех теориях, которые у меня есть для них. Филипп смеется над некоторыми из них и высказывает предположения по поводу других.

Однако я не рассказываю ему о загадочном персонаже-бизнесмене.

— Это та самая? — спрашивает он. — Попробуешь ли ты снова отправить ее в издательство?

Я смотрю на книгу в своей руке, на крошечное название издательства на корешке. Мне легче смотреть на книгу, чем ему в глаза. По крайней мере, пока я произношу эти слова.

— Скорее всего, нет. Я же говорила тебе, что не справилась с издательской частью. А теперь… теперь я не уверена, что это стоит делать снова.

Произнести это вслух оказалось легче, чем я ожидала.

— Ну, — говорит он. — Люди постоянно терпят неудачи.

— Правда?

— Да. Это часть игры. Временами ты проигрываешь. Но это не значит, что ты перестаешь играть. Ты выходишь снова и снова, и, возможно, в следующий раз ты выиграешь. А если нет, что ж… значит, игра еще не закончена. — Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Сколько в мире издательств?

— Не знаю. Тысячи? Десятки тысяч?

— Верно. И все ли они одинаковы? У них у всех одинаковое понимание издательского дела?

Я вздыхаю.

— Нет, ты же знаешь, что это не так.

— Верно. Поэтому другому издателю может понравиться твоя следующая книга или следующая за ней. Они могут по-другому их упаковать, лучше продвигать и продавать.

— Да, возможно.

— Не позволяй какому-то набитому редактору, который не знал, как продать твою первую книгу, решать, есть у тебя талант или нет. — Он откинулся в кресле, наклонив голову. Его щетина превратилась в зачатки приличной бороды. Из-за этого он выглядит старше, как-то суровее. Но и более расслабленным. — Если ты решишь, что карьера писателя не для тебя, это прекрасно. Но пусть это будет так, потому что ты так решила. А не кто-то другой.

Я смотрю на него долгие несколько мгновений.

— Ты прав. Я имею в виду, что мой первый издатель не знает всего. Они также никогда не вкладывали в нее рекламные доллары.

— Неудивительно, что книга не пошла.

— А еще я думаю, что теперь я лучший писатель. — Я опускаю взгляд на книгу, которую читаю. Это было отличное быстрое чтение, и на полпути оно вызвало у меня такое чувство. Я думаю, что могу это сделать. Я думаю, что хочу это сделать. — Может, мне стоит попробовать еще раз?