Как провести медовый месяц в одиночестве

Я беру набор его вещей. Поводок, его любимую миску, ящик для машины, пакет с собачьим кормом и лакомства. Я собираю все это у двери, когда Зигги вбегает на кухню, виляя хвостом и держа в пасти старый теннисный мяч. Он бросает его между лап и выжидающе смотрит на меня.

— Мы не можем сейчас играть в мяч, — говорю я и тянусь за ним. Он убегает, виляя хвостом еще быстрее. — Я обещаю, что мы поиграем, когда доберемся до моего дома, хорошо?

Я бросаю его мяч в сумку с вещами, и он качает головой, с тревогой глядя на меня. Ты должна была бросить его, — говорит его взгляд.

Мы только дошли до моей машины, как снова зазвонил телефон. Я вижу номер Бекки, и мое сердце бешено колотится.

— Все в порядке?

— Мы забыли мою сумку! — кричит Бекки. Ее голос напряжен, и я слышу в нем напряжение. — В ней все мои вещи. Не могла бы ты…

— Да, я сейчас же подъеду в больницу, — говорю я. — Не волнуйся.

— Спасибо, — говорит она. — Ты лучшая.

— Нет, в этой ситуации — ты. Как ты себя чувствуешь?

— Как будто меня делят пополам, и не очень приятным способом.

Рядом с ней я слышу веселое фырканье Патрика.

Я хихикаю.

— Звучит так, будто ты сохраняешь бодрость духа.

— Приходится, — говорит она. — Это единственное, что у меня осталось для работы.

Мы вешаем трубку, и я беру сумку с того места, где она лежит, упакованная и подготовленная, на скамейке в их прихожей. Патрик, должно быть, был не в себе, раз упустил такую важную деталь.

Зигги тихо сидит на заднем сиденье, пока мы едем в больницу. Кажется, что из всех нас он лучше всех справляется с этой ситуацией.

Мое сердце колотится так, будто я действительно мчусь в больницу с беременной Бекки, а не с ее сумкой на пассажирском сиденье.

Филипп протянул руку.

Бекки рожает.

Я должна позвонить ему.

Пожалуйста, пусть все пройдет гладко.

Я доезжаю до больничной парковки, даю Зигги миску с водой и открываю окно. Он кладет голову на лапы и по-собачьи вздыхает. Ладно, я подожду здесь.

Я уже подхожу ко входу в больницу, когда вижу ее. Она стоит на улице и пьет газировку под теплыми солнечными лучами.

Конечно, это происходит. Она медсестра и работает в этой больнице. Природа все рассчитала безупречно. Синди поднимает глаза. Наши глаза встречаются, и ее рот открывается от удивления.

Я не замедляю шаг, сумка Бекки у меня в руке. Сейчас есть много более важных вещей, чем наша недружба.

— Иден, — говорит она.

— Привет, Синди, — киваю я.

Мы не разговаривали с тех пор, как все взорвалось. Те дни были одними из самых отвратительных в моей жизни. Ссоры, сначала с Калебом, а потом с Синди. Когда она рыдала передо мной, как будто это я причиняла ей боль, хотя именно она уже несколько месяцев спит с моим женихом.

— Как дела? — спрашивает она.

Я замедляю шаг, бросая взгляд на дверь больницы.

— Хорошо. — Может, это адреналин или все остальное, но я не чувствую нервозности. — Я снова пишу.

Ее глаза расширяются.

— О! Это очень приятно слышать. Я слышала, что ты уже переехала на новое место.

— Да. Это здорово.

— Не сомневаюсь. Ты всегда умела превращать жилье в дом. — Она улыбается мне. Этот взгляд говорит: «Я знаю, что это ничего не исправит, и ты тоже это знаешь. Но я все еще знаю тебя, а ты все еще знаешь меня. Даже после всего».

И я не могу с этим спорить.

— У тебя все хорошо? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Да. Я поступила на акушерскую программу, вообще-то. Начну осенью.

— Правда? Поздравляю.

— Спасибо, — говорит она, и выражение ее лица становится напряженным. — Я знаю, что это не имеет значения, но мне действительно жаль, Иден. То, что я сделала… нет никаких оправданий.

— Я знаю, что это так, — говорю я. — Просто…

— Я все равно это сделала, — говорит она и делает глубокий вдох. — Я знаю.

Пользуясь случаем, я задаю вопрос, на который хотела получить ответ с тех первых отвратительных недель.

— Итак, вы с Калебом…?

Она качает головой.

— Нет, совсем нет.

— Верно, — говорю я. Не знаю, ожидала ли я от ответа, что все станет проще или сложнее. Услышать, что они пытались сделать все по-настоящему, или что они разрушили мою жизнь только ради случайного секса.

Я обнаружила, что это не имеет значения. Действия говорят громче всего. А намерения? Они говорят шепотом.

Наверняка он пытался с ней что-то построить. Так же, как он пытался вернуть меня. Извинялся за свое поведение и смотрел, кто захочет принять его обратно.

Синди пожимает плечами.

— Я знаю, это такое лицемерие, но я не хотела иметь с ним отношений. Не тогда, когда я видела, как он с тобой обращался. С моей помощью.

— Да, ты уклонилась, я полагаю.

— Я прохожу терапию, — говорит она. — Пытаюсь понять, почему я… ну. Мне жаль, вот и все.

— Спасибо, — говорю я.

Она снова кивает.

— Ну, как там Бекки?

— Она рожает, — говорю я и протягиваю ей сумку. — Прямо сейчас. Мне нужно идти.

— Черт, правда?

— Да.