Как птички-свиристели

Дорогой Том!

К сожалению, именно мне приходится ставить тебя в известность: сегодня утром состоялось экстренное заседание кафедры, на котором решили, что, если учесть нынешние обстоятельства, твои занятия могут вызывать «ненужные толки», поэтому ты временно выходишь в отпуск — оплачиваемый.

Замечу (конфиденциально) — предложение прошло с перевесом всего в один голос, и лично я оказался в меньшинстве. На самом деле я доказывал настолько рьяно, насколько позволяет мое положение, что подобного рода действия станут нарушением твоих основных гражданских прав и дискредитируют кафедру и университет. Увы, эти доводы во внимание не приняли.

Я и многие другие преподаватели мысленно с тобой в такое тяжелое для тебя время. Очень и очень надеюсь снова увидеть тебя в университете и уверен — ты вернешься к нам в ближайшие недели, если не дни. Студенты высоко ценят твои семинары (уж лучше бы молчали авторы той галиматьи в «Стрейнджер»), и им будет очень не хватать занятий, пока ты будешь отсутствовать.

С целью привнесения позитива в нынешние обстоятельства скажу: возможно, тебе удастся использовать образовавшееся свободное время для улаживания последних формальностей с «Ассоциацией» Рэя (ты давно с ним говорил?), а также для дальнейшей работы над новой (долгожданной!) книгой.

С сердечным приветом.

Подпись по виду напоминала небольшое взрывное устройство с тянущимся от него длинным запалом. Чуть ниже следовала расшифровка: «Бернард С. Голдблатт, заведующий кафедрой английского языка и литературы».

«Заведующий, — горько подумал Том, — а ему больше подходит председатель». Председатель — значит сидящий перед всеми… ну да, в кресле. А что, Бернард чрезвычайно гармонирует именно с креслом, мягким, уютным, обитым плюшем. А еще больше с Голдблаттом сочеталось бы тоже чем-нибудь мягким обитое сиденье без спинки — такие попадаются в общественных местах и вмещают обычно много народу. Без разбору. Неразборчивость присуща Голдблатту. «Доказывал настолько рьяно, насколько позволяет мое положение» — то есть издал возглас легкого удивления, точно так, когда курс лекций о Мильтоне выбросили из стандартного учебного плана. Очевидные горестные интонации письма порождены, уж конечно, не личной принципиальностью, заставляющей сожалеть о решении кафедры. Скорее они вызваны неловкостью от самой необходимости писать Тому.

Проблема «нарушения гражданских прав» — та вообще лежит вне Берпардовых интересов. Этот вопрос вполне могли затронуты неравнодушные к политике Расс Ван Стрэнд и Грэг Уимз. Оба они, надо думать, активно защищали Тома в его отсутствие. Типичное для Бернарда поведение: сначала председательствовать на уничтожившем человека голосовании, неумело прикрывшись маской легкого и чуть насмешливого недоумения, а после претендовать на признание и уважение. Маска нужна, чтобы окружающим в произнесенных банальностях и плоских остротах мерещилась тончайшая ирония. Будучи аспирантом, Бернард год провел в Оксфорде, и, по подозрению Тома, главным академическим достижением Голдблатта стало приобретение улыбки Моны Лизы.

Завкафедрой и пальцем бы не пошевелил, пытаясь помочь Тому. Никаких сомнений и быть не может.