Как работает мозг

«Дело в том, что в кино я счастлив, даже если это плохое кино. Другие люди, я читал, дорожат знаменательными моментами своей жизни». Герой романа Уокера Перси «Кинозритель», по крайней мере, осознает это различие. А ведь телеканалы получают письма от зрителей с угрозами в адрес злодея из мыльной оперы, советами героям, страдающим от неразделенной любви, и пинетками для малышей. В Мексике кинозрители могут пустить пулю в экран. Актеры жалуются, что фанаты не отличают их от сыгранных ими персонажей; Леонард Нимой даже написал книгу мемуаров под названием «Я – не Спок», а потом сдался и написал еще одну под названием «Я – Спок». Подобные рассказы регулярно появляются в газете: их пафос заключается в том, что люди в наше время настолько отупели, что не могут отличить фантазию от реальности. Я полагаю, что люди не в буквальном смысле находятся в заблуждении, а просто заходят слишком далеко в стремлении усилить удовольствие, которое мы все получаем, уходя с головой в то или иное художественное произведение. Откуда же берется это стремление, свойственное всем людям?

Гораций писал, что цель литературы – «развлекать и поучать»; ему вторит Джон Драйден, которые несколькими столетиями позже определил пьесу как «справедливое и живое изображение человеческой природы, раскрывающее ее страсти и склонности, а также повороты судьбы, которой она подвластна, для развлечения и поучения людей»[636]. Здесь целесообразно развести развлечение, которое, видимо, является продуктом бесполезной технологии нажатия на наши кнопки удовольствия, и поучение, которое, видимо, является продуктом когнитивной адаптации.

Прием художественного вымысла позволяет создать симуляцию жизни, в которую получатель может попасть, не покидая своей уютной пещеры, дивана или театрального зала. Слова могут вызывать в воображении образы, активирующие компоненты мозга, которые фиксируют происходящее в мире во время процесса реального восприятия. Другие приемы разрушают исходные посылки нашего аппарата чувственного восприятия и обманывают нас с помощью иллюзий, которые отчасти копируют опыт зрительного или слухового восприятия реальных событий. В их числе – костюмы, грим, декорации, звуковые эффекты, кинематография и анимация. Возможно, в ближайшем будущем мы сможем добавить к списку виртуальную реальность, а в отдаленном будущем – ощущалки, как в книге «О дивный новый мир».

Когда эти иллюзии работают, нет никакой загадки в вопросе «Почему людям нравится художественный вымысел?». Это все равно что спросить: «Почему людям нравится жизнь?». Когда мы поглощены книгой или фильмом, мы видим захватывающие пейзажи, общаемся с выдающимися людьми, влюбляемся в потрясающих мужчин или женщин, защищаем своих близких, достигаем недостижимых целей, побеждаем злых врагов. Недурно всего за семь долларов и пятьдесят центов!

Конечно, не все истории заканчиваются хорошо. Зачем же мы платим семь долларов пятьдесят центов за имитацию жизни, которая заставляет нас чувствовать себя несчастными? Иногда, когда речь идет о некоммерческих фильмах, наша цель – достигнуть определенного статуса посредством культурного шовинизма. Мы терпим эмоциональные потрясения для того, чтобы отграничить себя от неотесанных мещан, которые ходят в кино только ради удовольствия. Иногда это цена, которую мы платим за то, чтобы удовлетворить два несовместимых друг с другом желания: увидеть историю со счастливым концом и увидеть историю с непредсказуемым концом, который сохраняет иллюзию реального мира. Должны быть некоторые истории, в которых убийца настигает героиню в подвале, иначе мы бы никогда не испытали напряжения и облегчения от развязки в историях, где ей удается спастись[637]. Экономист Стивен Ландсбург отмечает, что счастливые развязки преобладают тогда, когда ни один режиссер не желает жертвовать популярностью своего фильма ради общего блага – большей неопределенности в фильмах в целом[638].