Как рассказывать истории. Простая технология сторителлинга на сцене, работе и в кругу друзей

Вот так я и оказался за тем шатким столиком в переполненном зале, отчаянно молясь про себя, чтобы Дэн Кеннеди не назвал моего имени. Если повезет, я вернусь домой и стану уверять друзей, что изо всех сил старался рассказать свою историю на The Moth. Ну что ж, не повезло, скажу я. Мое имя так и осталось лежать в мешочке. Быть может, эта неудачная попытка выступить позволит мне выиграть время и подарит лишний год без позора. Или друзья и вовсе забудут о моем обещании.

Поначалу удача улыбалась мне: одно за другим из волшебной шляпы (которая на самом деле продуктовая авоська, что бы там ни говорил Дэн) вынимали имена участников – все, кроме моего. Один за другим люди поднимались на сцену и рассказывали свои истории на тему «Эго». И большинство мне нравилось. Кроме того, все рассказчики, похоже, твердо знали, что делают, отлично чувствовали себя в свете прожекторов, даже когда все складывалось не совсем идеально. Так, один пожилой мужчина по имени Дядюшка Фрэнк рассказал историю про собственный пенис. Когда Дэн Кеннеди попросил три команды судей вынести вердикт, те подняли вверх по две белых карточки с оценками по десятибалльной шкале (на самом деле диапазон был всего лишь от 7 до 10, причем отрыв между историями составлял какие-то десятые доли балла).

Вот только одна команда судей проигнорировала негласную договоренность ставить от 7 до 10 баллов и оценила выступление Дядюшки Фрэнка в 5 баллов. Было совершенно неясно почему – в конце концов, история была не так уж плоха, мне вот она даже очень понравилась. Когда объявили результаты, я вздрогнул – как будто сам получил такую оценку. Это решение показалось мне слишком строгим и откровенно нерациональным. Общий исход состязания представился мне непредсказуемым и даже пугающим. Тогда я еще не знал Дядюшку Фрэнка, но мне ужасно захотелось его обнять.

– Что это за оценка? – спросил Дэн Кеннеди у той группы судей. – Неужели вы и в самом деле считаете эту историю такой уж плохой?

То, что Дэн заступился за Дядюшку Фрэнка, несколько приободрило меня.

– Этот чувак уже выступал на прошлой неделе, – крикнул один из судей, – и тоже рассказывал про пенис. Тошнит уже от его пениса!

Зал взорвался от хохота и аплодисментов. Дэн тоже засмеялся, и даже Дядюшка Фрэнк выдавил из себя ухмылку. А вот я, наоборот, напрягся. Конечно, я не собирался рассказывать про свой пенис, но в запасе у меня была пара шуточек на эту тему, связанных с моей фамилией[4]. Вдруг и они не понравятся судьям?

Хотя, вероятно, мне не о чем было волноваться – вечер почти подошел к концу. Из шляпы уже вынули девять имен, а мое так и не прозвучало. Всего одно имя – и можно будет смыться отсюда целым и невредимым.

Тут Дэн вытягивает последнюю бумажку и громко читает:

– Мэтью Дикс.

Я застываю на месте, не веря своим ушам. Я уже почти поверил, что опасность миновала, и мысленно возвращался по трассе I-95 в Коннектикут как герой-завоеватель. Уже вовсю представлял, как буду рассказывать друзьям об этой трагедии:

«Я бросил свое имя в их авоську, но, увы, его так и не вытянули. Что ж, миссия выполнена. Я попытался, черт возьми, в отличие от большинства людей. Может быть, когда-нибудь попробую снова».

И вот мечты мои потерпели крушение – придется-таки подняться на сцену и рассказать историю.

И тут я понял: в этом клубе никто меня не знает! Я чужак на чужой земле. Если я продолжу молча сидеть и не двигаться, Дэн в конце концов сдастся и вызовет кого-нибудь другого – такое уже случалось в первой половине шоу. Тогда из мешочка вытянули имя, а рассказчик так и не появился. Дэн отбросил бумажку в сторону и вынул другую. Я тоже так могу. Просто буду сидеть и молчать.

И вот я сижу и молчу – и вдруг Элиша больно пинает меня под столом. Я смотрю на нее.

– Твое имя, – говорит она. – Вперед!

Ну вот, я в ловушке. Придется рассказывать свою историю. А все моя жена виновата, она меня заставила. Я встаю с места и медленно бреду к сцене. Поднимаюсь по ступенькам – и оказываюсь перед Дэном Кеннеди. Он с улыбкой пожимает мне руку, как будто стоять на сцене – плевое дело. Как будто все мы каждый день выступаем перед взыскательной нью-йоркской публикой. Я в легком шоке.

Дэн отходит немного в сторону, уступая мне место у микрофона, – и тут продюсер шоу Дженнифер Хиксон напоминает ему, что еще нужно выставить оценки предыдущему участнику.

– Извини, – говорит мне Дэн. – Погоди минутку.

Потом жестом просит меня спуститься обратно в зал, чтобы они с Дженнифер могли вписать оценки судей в общую таблицу.

Но я никуда не ухожу, а просто присаживаюсь у стены, за холодильниками. Я не хочу рассказывать истории. Не хочу ни с кем соревноваться. И вообще, хочу оказаться не здесь, а дома – и поскорее забыть об этой глупой затее. Но если уж выступать перед профессионалами и судьями, надо сделать это как следует. Мне не хотелось выглядеть идиотом. Из этой мысли логично вытекает следующая: пара минут на сцене – понять, как тут все устроено, как работает свет и как действует аудитория, – это даже полезно.