Как роман. Удивительная жизнь Владимира Соколина

Русские, со своей стороны, опровергают новости, распространяемые немцами. 30 апреля из Санкт-Петербурга поступила следующая информация: «Германия, армия которой неспособна противостоять русскому наступлению в восточной Пруссии и в Галиции, намеренно распространяет дезинформацию по поводу своих побед и внутренней ситуации в России. Генеральный штаб считает бесполезным опровержение этих обвинений, поскольку ситуация на фронте достаточно подчеркивает ложь врагов Генерального штаба и агентств, которым они платят за её распространение. Генеральный штаб информирует страну, насколько может, о продвижении своей армии, которая победоносно наступает в Восточной Пруссии и Галиции».

Учитывая социально-политический контекст вокруг этой войны, добропорядочные граждане из хороших семей отправлялись на фронт. Другие уклонялись без малейшего чувства вины или стыда.

Между прочим, когда война только началась, русская миссия в Швейцарии, а точнее в Берне, сначала объявила, что под призыв подпадают только офицеры запаса, которые должны были вернуться на родину, чтобы исполнить свои военные обязанности. Однако 27 февраля 1915 г. та же самая миссия заявила, что все военнообязанные граждане должны вернуться в течение 15 дней. Тогда молодой Владимир, ведомый двойным патриотизмом, развившимся в Швейцарии, но в особенности из-за любви к России, стране его происхождения, последовал призывам русской миссии и вернулся в Россию в разгар войны, покинув свою «милую Швейцарию», чтобы добраться до колыбели своих родителей. «Мне только исполнилось 18 лет, как разразилась Первая мировая война в августе 1914 г. Летом 1915 г. я сел на поезд в сторону Москвы, чтобы исполнить мой воинский долг, совершил сумасшедший поступок – сказали бы одни, проявил истинный патриотизм – провозгласили бы другие.

Небольшие группы путешествующих покидали вагоны в Стокгольме, чтобы пересесть на моторную лодку: через север возвращались в свою страну русские, английские предприниматели, дипломаты… Это было летом 1915 г. Мне было тогда 19 лет, и я прибыл из Швейцарии, страны, где я родился. В Россию, страну моих родителей, я ехал, чтобы принять участие в войне. Когда жандармский капитан спросил о причинах моего прибытия в Москву, я ответил: “Я приехал для исполнения моего воинского долга”. Он аж подпрыгнул, оглядел меня с ног до головы, пожал плечами, а затем пропустил меня…»

После месяца подготовки Владимира отправили пехотинцем на германский фронт. Молодой человек хорошо запомнил свою первую встречу со своими сослуживцами: «После обеда я пошел за сигаретами, чтобы предложить их некоторым своим товарищам, однако они исчезли. Тогда я собрался упаковать мою гражданскую одежду, чтобы отправить её матери, но её тоже больше не было». Итак, можно себе представить растерянность мальчика, чье детство в Швейцарии было скорее «золотым», по сравнению с остальными солдатами, и который внезапно столкнулся с трудностями другого порядка в новой реальности, которую он только что открыл для себя.

Со своего первого месяца в армии он запомнил: «Мы научились маршировать, бегать, поворачиваться, стрелять, заряжать, полировать. Обучение в основном состояло в бесконечном повторении, чтобы точно вдолбить в голову, как отвечать на вопросы старших по званию, от командира до императора, как приветствовать генералов и как солдат должен исполнять, без малейших обсуждений, приказы от вышестоящих, за исключением заведомо преступных. Рота состояла из молодых, резервистов и “ветеранов”, которых в мирное время отправили бы по домам. Значительную часть контингента составляли украинцы». После своего обучения Владимир и его товарищи были отправлены на фронт.

«Осенью батальон перевели в Спасские казармы. Однажды, возвращаясь после долгого перехода со всем снаряжением, я почувствовал себя плохо. Медсестра назначила мне лекарство, показанное при желудочных болях. На следующий день в пять часов утра нам раздали всю провизию на день без права унести остатки на учения. Большинство моих товарищей, страшно матерясь, смогли за полчаса проглотить завтрак, обед и ужин. Вечером меня отправили в больницу. До приема в госпиталь я должен был подождать в большом сером зале, который пах русской казармой, то есть щами, мокрой шерстью, дегтем и черным хлебом. Многие пациенты сидели на лавках… “Кажется, ты нервничаешь?” – сказал мне врач. “Я бы тебе предоставил месяц отдыха, если бы комиссия последовала моим рекомендациям. Если всё, что говорили о тебе, правда, тебя бы не в больницу отправлять, а в детский сад”. Доктор, председательствующий в комиссии, выслушал меня, но никаких вопросов мне не задал. Он предложил коллегам освободить меня от воинской службы. Тогда мой лечащий врач воскликнул: “Да он здоров, как гвардеец, его сердцебиение как музыка!” И мне предоставили трехмесячный отпуск».