Читаем Как росли мальчишки полностью

Мы копали у них на огороде грядки под лук. А дядя Лёша стоял за забором и, положив локти на жерди и куря свой ядрёный самосад, всё это рассказывал.

Колькина мать, выйдя из дома, подслушала нас.

— Будет шляться, — сказала она Кольке. — Делов по горло.

— Так сегодня выходной, мама.

Колька окинул взглядом грядки, потом глянул на навоз, вывезенный нами на огород, и, наверное, подумал: порядком мы наработали. И дядя Лёша так подумал и потому тоже попросил:

— Пусти их, Катерина. Такое можно раз в год увидеть.

Но Колькина мать разозлилась.

— Не суйся куда не просят.

И упрекнула:

— Вечно ты, Лексей, дразнишь ребят.

Но когда дядя Лёша, в сердцах махнув рукой, заковылял прочь, она словно одумалась. И смиловалась:

— Ладно, ступайте. Только к вечеру чтоб дома. Одна нога там — другая тут.

Повторять нам разрешение не надо было: мы куски хлеба — в зубы, варёную картошку — в карман и подались. Мимоходом свистнули Лёньке; хоть и жених, но всё-таки товарищ. И он, конечно, — за нами. Ему-то жить было проще — дел по весне никаких. Лёньку мать баловала. Не утруждала. Зато она всегда была начеку. И на этот раз сурово окликнула:

— Ты куда?

Лёнька на бегу спрятал кусок хлеба за пазуху — мы ему уже сказали куда. Но матери он крикнул:

— Я счас… На минутку. Малышка сорочиные гнёзда нашёл — целую колонию. Мы только яйца соберём.

— Смотри штаны не порви! — ещё строже предупредила Лёнькина мать.

И, уходя, громко хлопнула калиткой. Это означало, что она разрешила.

Около леса встретилась нам Валька Ларина — шла с сумкой из магазина. Её синие-пресиние глаза светились, будто само небо.

— Мальчишки, вы куда?

— На Волгу. Ледоход смотреть.

— А меня возьмёте?

И, не дожидаясь ответа, она поспешила:

— Я только сумку отнесу.

А мы стояли и думали, как можно не взять Вальку. И я крикнул ей вдогонку:

— Побольше хлеба захвати — на Волге всегда есть охота.

Валька оглядывалась и согласно кивала на бегу. А я опять думал: «Как хорошо, что хлеба стало вдоволь. Не жизнь, а мечта». Мы даже заметно поправились. И забыли то ощущение, когда сосёт под ложечкой. И стали какие-то спокойные. Стояли вот и терпеливо ждали Вальку.

И, наверное, понимали, что всем троим она нужна. Ведь все дороги с Валькой почему-то короче казались. И потому, когда она появилась вдалеке на тропке, мы облегчённо вздохнули.

Идя с нами, Валька любила забегать вперёд и, обернувшись к нам лицом, шагать пятками вперёд. Это у неё получалось ловко. И она была вся на виду, весёлая, красивая. И без умолку тараторила:

— Мальчишки, а сколько лет Волге?

— Не знаем.

— А Жигулям?

— Они, наверное, ровесники.

— Нет, горы старше, — упрямился Лёнька.

— Тоже — знахарь!

Я не любил, когда Лёнька в чём-то опережал. Но он доказал. И логично. Когда Волга текла, Жигули уже были. И река их обогнула, будто змея. Потому-то Волга у нашего города такая согнутая в дугу.

Я всё равно упрямился:

— Неправда!

— Нет, правда!

Валька заступилась за Лёньку. И неспроста — не потому, что он прав, а потому, что дарил цветы.

Грач же ничего не понимал и тоже кричал:

— Правда! Я верю.

Желал угодить Вальке. И я не посмел возражать: иначе схлопочешь, по шее. А кулаки у Кольки — будь здоров.

Затем мы говорили о птицах в нашем лесу, об их песнях, о школе. О чём угодно…

Но вот и Волга. Она завиднелась сразу: из-за голых лесных ветвей, как в рогатине, маячила её пёстрая от ледохода ширь.

Река бежала где-то ниже, поперёк Студёного оврага и маленькой тропки в нём, которая ещё не привела нас к берегу. А чуть левее, на склоне, прилепился ветхий посёлок. Правее возвышалась Лысая гора, на которую не однажды мы лазили.

Только редкими гостями мы были на Волге, хотя река почти под боком. Поначалу считались маленькими и матери неохотно отпускали нас. Пугали их разные беды: двух наших ровесников из посёлка завалило оползнем, когда они коротали рыбацкую ночь под обрывом. Старика, мужа бабки Авдошиной, кто-то застрелил на плотах у дока. И матери если и баловали нас разрешением порыбачить, то скрепя сердце и наказывали:

— Только ради бога не ночуйте там.

Но какая рыбалка без ночёвки у реки… И потому мы не слушались матерей. И разрешения эти выпадали за лето раза два-три. Потом, когда мы подросли и, казалось, могли обойтись без родительской опеки, появились заботы — надо помогать по дому. И опять счастье попасть на рыбалку выпадало не часто.

Сегодня Волга встретила нас, как всегда, чем-то необычным, новым. Песчаный берег был загромождён льдинами. Они наползли одна на другую — целый хребет белых гор. Некоторые из нагромождённых льдин ещё нежно зеленели — вылезли из реки только что, и вода не успела из них вытечь. А река, полоща бесконечное стадо плывущих ледовых островов, казалась шумно-весёлой, взбунтовавшейся. И, разлившись, играла крупной волной, чем-то похожей на зубья пилы. Над льдинами и течением гулял попутный ветерок, тоже холодный как лёд. Где-то вдалеке копились пухлые тучи. Этот ветер и эти тучи — вечные попутчики ледохода.

Перейти на страницу:

Все книги серии Повести

Похожие книги

Зеленое золото
Зеленое золото

Испокон веков природа была врагом человека. Природа скупилась на дары, природа нередко вставала суровым и непреодолимым препятствием на пути человека. Покорить ее, преобразовать соответственно своим желаниям и потребностям всегда стоило человеку огромных сил, но зато, когда это удавалось, в книгу истории вписывались самые зажигательные, самые захватывающие страницы.Эта книга о событиях плана преобразования туликсаареской природы в советской Эстонии начала 50-х годов.Зеленое золото! Разве случайно народ дал лесу такое прекрасное название? Так надо защищать его… Пройдет какое-то время и люди увидят, как весело потечет по новому руслу вода, как станут подсыхать поля и луга, как пышно разрастутся вика и клевер, а каждая картофелина будет вырастать чуть ли не с репу… В какого великана превращается человек! Все хочет покорить, переделать по-своему, чтобы народу жилось лучше…

Освальд Александрович Тооминг

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
И бывшие с ним
И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности. Испытывает их верность несуетной мужской дружбе, верность нравственным идеалам юности.

Борис Петрович Ряховский

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза