Как рвут на куски Древнюю Русь в некоторых современных цивилизованных славянских странах

Далее новгородская церковь тоже была втянута в политическую борьбу. Утверждение князя Мстислава Торопецкого в Новгороде повело к тому, что владыка Митрофан, современник и, по-видимому, союзник посадника Дмитра, был сведен с архиепископии и отправлен в Торопец: на его место избрали Добрыню Ядрейковича, ставшего владыкой Антонием. Восемь лет спустя он был в свою очередь низвергнут в пользу низложенного раньше Митрофана: у каждой из борющихся новгородских партий оказался, таким образом, свой владыка.

Когда Митрофан умер, его сторонники избрали на его место Арсения; но тем временем и Антоний вернулся в Новгород. Столкновение разрешилось тем, что в 1228 году Арсения выгнали из Новгорода, «яко злодея, пьхающе за ворот»: в качестве главных действующих лиц тут летописец прямо называет «простую чадь» – простонародье оказалось именно на стороне Мстиславова ставленника.

И только один раз летописец совершенно ясно вскрывает перед нами «классовые противоречия» новгородского общества. Это было уже в самом конце рассматриваемого периода 1228 года. В это время на новгородском престоле сидел сын Невского Василий. Новгородцы его выгнали вон и посадили на его место его дядю Ярослава Ярославича, только что перед тем «выбежавшего из Низовской земли»: хотя и суздалец, теперь он был, таким образом, кандидатом антисуздальской партии…».

НЕ НАДОЕЛО ЛИ ВАМ, УВАЖАЕМЫЕ ПОКЛОННИКИ ИСТОРИЧЕСКИХ ДЕТЕКТИВОВ, ЧИТАТЬ О НОВГОРОДСКИХ НЕУСОБИЦАХ? ПОТЕРПИТЕ МАЛЕНЬКО. ДАЛЕЕ ПОЙДЕТ САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ

М.Н. Покровский:

«Одних рассказанных сейчас событий достаточно, чтобы значительно ограничить очень распространенное в литературе мнение о якобы исключительно аристократическом строе вечевых общин Пскова и Новгорода.

…На самом деле, Новгород дает нам полную картину той эволюции. Патриархальную аристократию сменила не олигархия крупных собственников, а демократия «купцов» и «черных людей» – мелких торговцев и ремесленников, «плебеев», общностью своего плебейского миросозерцания роднившихся с крестьянством, по отношению к которому они в этот момент исключительного подъема были не столько господами и хозяевами, сколько политическими руководителями, боевым и сознательным авангардом этой темной массы.

… Это крушение патриархальной идеологии само собою уже предполагает крушение патриархального общественного строя…

… К этому времени аристократию породы давно сменила другая знать – аристократия денег.

… Что демократия мелких торговцев и мелких самостоятельных производителей при грандиозном для своего времени развитии торгового капитализма может быть лишь переходной ступенью, что, мало того, «черные люди» должны послужить лишь тараном, при помощи которого буржуазия торгового капитала сокрушала родовую знать – все это нетрудно предугадать, зная, благодаря чему Новгород пережил «Матерь городов русских» и всех других своих сверстников.

Ремесленники могли остаться хозяевами в промышленном центре, какова была, например, Флоренция XIII–XIV веков, но каким Новгород никогда не был.

Оптовая торговля с Западом, обширные колониальные предприятия обусловливали сосредоточение капиталов в немногих руках, а масса купцов, сохранившая за собой внутренний сбыт, развозку заграничных товаров по остальной России, не замедлила попасть в кабалу к тем, от кого они получали свои товары и без чьего посредничества они не могли обойтись. Они и образовали промежуточный класс между общественными низами и верхушкой новгородского общества, состоявшей теперь не из одного боярства, не из одной феодальной знати, а из боярства и буржуазии – «житьих людей».

Если следовать М.Н. Покровскому, то следует признать, что в Великом Новгороде образовалось первое в мире торговое капиталистическое сообщество. Торгово – капиталистический Великий Новгород явился предвестником мирового капитализма. Капитализм придумал для своего прикрытия демократию. В Великом Новгороде она была.

Теория торгового капитализма, которую возрождают наши современники XXI века, пользуясь историческими исследованиями Н.М. Покровского, проведенными в начале XX века, подвергалась самой большой критике в СССР.

Ее обвиняли в «вульгарном социологизме». Но именно она оказалась, быть может, наиболее перспективной и интересной сегодня частью его наследия.

Оценивая роль России в формирующейся глобальной капиталистической экономике, Покровский не только во многом сходился с идеями своей современницы Розы Люксембург, но и предвосхитил исследования западных историков и социологов конца ХХ века – Фернана Броделя, Иммануила Валлерстайна, Джованни Арриги.