Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя

Самая гротескная вставка включена в третье действие: десять полицейских, сидя в засаде на почтовой станции, ожидают появления носа и распевают, по выражению Рида Меррилла, «необычайно грубую и гротескную песню, смысл и контекст которой загадочны:

Поджав хвост, как собака,
как Каин, он затрясся весь,
из носа потекла табака…»

[Merrill 1990: 311].

Источником этой песни послужил эпиграф к восьмой главе гоголевской «Сорочинской ярмарки». Это строки из героикомической поэмы И. П. Котляревского «Энеида» (1791), написанной на украинском языке:

…Піджав хвіст, мов собака,
Мов Каїн затрусивсь увесь;
Із носа потекла табака

[1: 127].

Вырванные из контекста, эти строки из юмористической поэмы XVIII века звучат бессмысленно и поэтому чрезвычайно комично. То, что эту песню исполняет хор полицейских, создает еще большее ощущение абсурдности.

Известно, что Шостакович обладал прекрасным чувством юмора. Его переписка с друзьями изобилует шутками, каламбурами и игрой слов. Его соавтор Г. Е. Ионин, которому во время работы над либретто не было и двадцати лет, также отличался тонким чувством юмора[43]. Включение в либретто этого фрагмента – не что иное, как юношеская шалость талантливых и остроумных авторов, а несуразность вставки вполне соответствует духу гоголевской словесной игры в «Носе».

Особый интерес представляет цитата из «Братьев Карамазовых» Достоевского. В шестой картине второго действия слуга Иван, лежа на диване, поет песню Смердякова. По замечанию Кэрил Эмерсон, это литературное заимствование заставляет вспомнить теорию пародии, выдвинутую Ю. Н. Тыняновым в работе о Гоголе и Достоевском:

Таким образом, перед нами один из примеров литературного монтажа: три прозаических текста (1836-1881-1928) не столько располагаются рядом, сколько просвечивают друг в друге. Первый и третий пародийны и гротескны, второй нарочито серьезен. Но концовка каждой фразы всегда соотносится с предшествующими контекстами (которые, по существу, представляют собой совершенно иные миры). В этом наслоении контекстов и миров состоит сущность русской литературной традиции, где нередко – как писал Тынянов в 1921 году, рассуждая о пародировании Достоевским Гоголя, – пародия трагедии становится комедией, а пародия комедии обретает потенциал трагедии [Emerson 2004: 193].

Текст песни Смердякова, притязающей на выражение романтических и религиозных чувств, нарочито безвкусен:

Непобедимой силой привержен я к милой.
Господи, помилуй ее и меня!
Царская корона – была б моя милая здорова!
Господи, помилуй ее и меня!

В эпизоде, где слуга Иван исполняет песню Смердякова, звучание балалайки контрастирует с рефреном «Господи помилуй», который традиционно поется во время православной литургии. Слова молитвы комически модифицированы: традиционное «помилуй мя» изменено на сентиментальное «помилуй меня и ее». Возвышенный стилистический регистр контрастирует со сниженным (пожелание здоровья возлюбленной, выраженное разговорным языком), наподобие того, как это происходит в позднем вокальном цикле Шостаковича «Четыре стихотворения капитана Лебядкина» (ор. 146), написанном на стихи второстепенного персонажа романа Достоевского «Бесы» [Бланк 2012].

Включение в либретто песни Смердякова примечательно еще и как своеобразная параллель гоголевской словесной игре с фразеологизмами, о которой шла речь в первой части. В либретто перед песней Смердякова, которую поет Иван, помещена сценическая ремарка: «Квартира Ковалева. В передней на диване лежит Иван, плюет в потолок и играет на балалайке». Как упоминалось ранее, фразеологизм «плевать в потолок» означает «тратить время попусту». Шостакович выражает этот фразеологизм музыкальными средствами: слуга играет на балалайке и поет глупую песню.