Как сестра

Обхватываю края выреза и тяну на себя, через плечи, на руки и оставляю платье болтаться спереди, прильнув губами в ложбинку груди и втягивая носом потрясающий аромат. Дашка прерывисто выдыхает, запуская пальцы в мои волосы на затылке. Шарю по спине одной рукой в поиске молнии. Нахожу как раз тогда, когда губами втягиваю её затвердевший сосок. Расстёгиваю, переключившись на мягкие губы, и платье падает к её ногам, теперь в полной мере соответствуя определению: чёрная гладь озера.

Шарю глазами в поисках места, куда можно её уложить и, подхватывая на руки, под испуганный вздох несу на небольшой коричневый диванчик.

Укладываю вдоль и быстро скидываю пиджак, разуваясь, затем расстёгиваю пуговицы на рубашке, путаясь в них из-за скорости и жалея, что нельзя их вырвать с корнями к чёртовой матери. Брюки, вместе с боксерами. И, наконец, мои ладони касаются нежной груди, выгибая её спину. Мягко сжимаю, чувствуя подушечками пальцев мурашки, и веду ниже, к тонкому кружеву, которое, бесспорно, лишнее на её теле в данный момент.

Нависаю сверху и заглядываю в изумруды. Да! Именно этот прострел мне был необходим как воздух.

Касаюсь большим пальцем нижней губы и нежно глажу.

– Даш… – выдыхаю я и вместе с поцелуем вхожу в горячую тесноту.

Стон в губы, и я, чуть прихватив зубами податливую плоть, передвигаюсь в изгиб её шеи, начиная двигаться в ней быстрей.

Её пальцы стискивают мою спину, с губ срываются надрывные стоны.

Водоворот ощущений, опьяняющий своим неистовством. До невозможности. На пределе.

Мой бельчонок. Даша…

Нереально.

И под её особенно надрывный стон меня тоже отпускает, простреливая позвоночник и волнами наслаждения распространяясь по всему телу.

Быстрыми поцелуями прохожусь по шее, скуле, щеке и впиваюсь в губы. Затем чуть отстраняюсь и смотрю в родные изумруды.

– Даш, – хочу что-то сказать, но сам не могу уловить крутящуюся в голове мысль.

– Да, – кивает она, а из уголка глаза скатывается слезинка, – мы должны это прекратить.

Глава 8

Даша

«Хочу. Тебя».

Два простых слова.

И от воспоминаний замирает сердце. Выворачивая душу наизнанку.

А затем – тёмная синь обеспокоенного взгляда. Незаслуженного. И заставляющего чувствовать себя последней дрянью. Андрей… Как же так? Я виновата и невиновата одновременно.

Нет. Виновата. И незачем себя оправдывать.

Дважды! Уже дважды я предала его доверие.

Боже!

Который день – это свербящее чувство вины. Не дающее спать, есть, воспринимать реальность, как она есть. Сидит тугим комком в районе живота, натягивая звенящие струны истерзанного сердца. Любой неожиданный звук пугает, заставляя вздрагивать. Ужасное чувство.

С Димой – ещё тогда, на приёме – договорились некоторое время не видеться и не созваниваться. Наваждение должно пройти – ему не место в наших налаженных жизнях.

Да, это единственно верное решение. Добровольное изолирование друг от друга – время необходимо для того, чтобы прийти в себя.

Только вот одно неосторожное воспоминание – и мурашки по коже током, бьющие в самое сердце, мгновенно переходящие во всепоглощающее чувство стыда. До желания кинуться под поезд, чтобы прекратить эту болезненную муку.

Дашка, какая же ты идиотка! Ненавижу себя!

О столик звякнула тарелка, заставив меня в очередной раз вздрогнуть и вернуться в реальность, где Андрей тихо рассмеялся, а я перестала кусать губу и выпрямила ноги.

– Что же с тобой происходит в последнее время, Дашунь? – ласково поинтересовался он, присаживаясь рядом со мной на диван и обнимая одной рукой за плечи.

Я скривилась – прекрасно знает, что я не люблю это уменьшительно-ласкательное производное от своего имени, но всё время забывает и каждый раз произносит. Словно ему важнее то, что нравится ему, а не мне. Хотя наверняка так и есть.

– Ничего, – буркнула я и назло ему снова подобрала под себя ноги, прихватив тарелку с ужином прямо на колени. Тоже буду эгоисткой и делать то, что ему не нравится.

– Даш, – укоризненный взгляд. – Сядь нормально и ешь как положено.

– А я не хочу как положено, – я упрямо вздернула брови. – Хочу как нравится мне.

– Это вредно для желудка, – начал он злиться. – Сядь прямо.

– Нет, – сказала тихо я и поджала губы.

Андрей прищурился, пронзая меня взглядом, словно видит впервые и пытается понять, что я из себя представляю.

Мои щёки мгновенно потеплели, а кровь забурлила в водовороте поглощающего волнения. Казалось, что он видит меня насквозь, заглядывает в мысли, где каждый уголок занят запретными воспоминаниями, о которых ему знать нельзя.

Я быстро распрямила ноги и села прямо, избегая его прямого взгляда. Сердце стучало, как сумасшедшее, отдаваясь шумом в ушах.

– Что это было? – продолжая щуриться, произнёс он холодным голосом.

– Ничего, – тихо пискнула я, разглядывая брокколи в тарелке.

Андрей резко поднялся на ноги, отобрал тарелку и с громким звоном вернул на стол, от чего из неё на столешницу вывалились другие овощи.