Как СМЕРШ спас Москву. Герои тайной войны

На такое унижение и соглашательство, на такой оговор себя и других сослуживцев мог пойти только слабовольный или сломавшийся человек. Наверное, маршала-летуна принудили «признаться» ретивые следователи угрозами и обещаниями, а может, и гипноз тестя Абакумова – Смирнова Н.А. – известного гипнотизера-врача, часто выступавшего на подмостках московских цирков под псевдонимом «Орнальдо». Он же занимался и массовым гипнозом. Нельзя исключать, что Смирнова и Мессинга органы могли использовать во время подготовки и организации политических процессов 30–40-х годов путем психологического влияния на подследственных.

Проблемы бракованных самолетов, которые принимало ведомство Новикова с ведома Маленкова, можно объективно связать с потогонной системой фронтового обеспечения. Следует заметить, что в этом отношении не безгрешны были и немцы.

В 1954 году в связи со своей реабилитацией и проходившим тогда судебным процессом Абакумова, Новиков составил заметки, где старался в благоприятном для себя свете выставить обстоятельства своего ареста и доказать собственную невиновность. Он, в частности, утверждал:

«Находясь в состоянии тяжелой депрессии, доведенный до изнеможения непрерывными допросами без сна и отдыха, я подписал составленный следователем Лихачевым протокол моего допроса с признанием моей вины во всем, в чем меня обвиняли…

Делу о приемке самолетов был дан ход… хитрый, рвущийся к власти Васька хотел выдвинуться…»

Александр Александрович Новиков прекрасно знал, что в это время «рвущийся к власти Васька» томится там же, где когда-то держали самого маршала. И валил на него всю вину за возникновение «дела о приемке самолетов».

* * *

Авторитет Жукова как полководца и основного стратега войны к концу сороковых был в народе непререкаем. Он и сам о себе и своей роли в войне говорил с близкими товарищами откровенно. И в этих словах было много правды. Но чертовская человеческая зависть – люди готовы завидовать даже красивым похоронам и по другой стороне ограды фиксировать траву всегда зеленее, чем у себя. А еще замечено, когда тебя все любят, то многим это не нравится. Так уж устроен характер у «гомо сапиенса».

Среди полководцев то ли от зависти, то ли от несдержанности, то ли от четкого улавливания действительно негативных черт характера слышались острые оценки деятельности Жукова.

Маршал Еременко:

«Жуков – узурпатор и грубиян… Он всех топтал на своем пути… Это человек страшный и недалекий. Он умеет воевать только количеством убитых и строит на крови свою карьеру».

Маршал Голиков:

«Жуков – это унтер Пришибеев».

Маршал Бирюзов:

«У Жукова один метод – подавлять».

Генерал-полковник авиации Байдуков:

«Жуков – это зверюга!»

Маршал авиации Голованов:

«В Ленинграде Жуков гнал на немецкие пулеметы вооруженных одними винтовками и гранатами балтийских моряков. Гнал питерских рабочих из народного ополчения. Впереди были немецкие пулеметы, а сзади свои. Жуков лично заставлял пулеметчиков стрелять по отходящим».

Секретная телеграмма № 34976 от 28.9.1941 г. командующему Ленинградским фронтом, подписанная Жуковым:

«Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны».

Думается, все эти личностные характеристики Жукова хорошо знал и ощутил на себе Абакумов, которого чуть было не арестовал Георгий Константинович в Берлине сразу же после войны. Этот факт достаточно широко освещался в литературе.

* * *

Прежде чем говорить о взаимоотношениях Жукова и Сталина, необходимо вспомнить, какое это было время – победители делили лавры. Каждый хотел в своем венке иметь побольше листвы, чтобы он был погуще, позеленее, понарядней. Помогали приобретать листву полководцам писатели, поэты, художники, драматурги и скульпторы. Старались увековечить их подвиги.

Героический образ советского воина всегда волновал Василия Николаевича Яковлева – одного из крупнейших портретистов того времени. В 1945 году он задумывает большое полотно с обобщенным символическим образом советского воина-победителя. Этот воин на белом коне должен был предстать на фоне Бранденбургских ворот, озаренных красноватыми сполохами только что закончившейся битвы. Властным жестом конник сдерживает вздыбленного коня, под копытами которого поверженные знамена противника со зловещей фашистской свастикой. Но художнику не хватало живой портретности, которую Репин называл «самым главным торжеством картины» и которая была присуща всем написанным лучшим полотнам самого Яковлева: портретам «Буденного», «Панфилова», «Партизана», «Яковлева» и других.

Огромная картина была уже почти готова – оставалось «прилепить» голову. Помог случай. Он был приглашен как лауреат Сталинских премий в Кремль на торжественный прием, посвященный Победе. И здесь он впервые увидел Г.К.Жукова. Этого было достаточно. Маршал стоял рядом. Нужно было, не теряя ни минуты, запечатлеть полководца. Он вынул из кармана папиросную коробку и на внутренней ее стороне быстро нарисовал лицо Жукова.