Это становится очевидным сразу после удаления в вашей команде. Вы автоматически получаете некое ускорение: странным образом словно бы переключается какая-то неизведанная передача. Неожиданно игроки начинают накрывать соперника не в трех метрах от себя, а в полуметре; футболисты пластаются в подкатах, чтобы достать уходящий мяч, становится больше нарушений, больше реакции на судейские решения; игроки чуть сильнее подбадривают друг друга, а когда они принимают удар на себя, то не поворачиваются боком, а встречают мяч лицом вперед, хотя и понимают, что это может быть больно.
Не работают ли здесь какие-то таинственные силы? Или дело просто в менталитете? И что происходит, когда команда внезапно переламывает в последнюю четверть часа ход матча, чтобы вырвать победу из рук противника? Она чует кровь?
Идеальный пример того, что бывает, когда команда почувствовала кровь, — игра «Ливерпуля» в 2005 году в стамбульском финале Лиги чемпионов с «Миланом». Казалось, что итальянцы не испытают проблем: к перерыву они вели 3:0, а на поле находились такие звезды, как Мальдини, Кафу, Неста, Стам, Гаттузо, Пирло, Кака, Креспо, Шевченко и Зеедорф. Но как только начался второй тайм, «Ливерпуль» бросился в отчаянное наступление, которое увенчалось тремя ответными голами за первые пятнадцать минут. В итоге английская команда победила, поскольку игроки «Милана» так расстроились, что в серии пенальти не забили целых три раза.
Когда вскоре после перерыва «Ливерпуль» забил гол и счет стал 1:3, я внезапно понял, что сейчас что-то произойдет. Это было странное, неуловимое чувство. Стало заметно, что итальянские болельщики на стадионе ощутили страх — каким-то животным инстинктом. Игроки «Милана» тоже это почувствовали. Спинным мозгом. Почему? Какая-то общая первобытная сила появляется, когда вы забиваете: все сразу начинают верить в себя. То же ощущение возникает, когда вы заходите куда-нибудь и сразу понимаете, хорошая там атмосфера или неважная. Никто ничего не говорит, но вы просто это чувствуете. Ощутив страх соперника, вы одновременно испытываете такой прилив уверенности и энергии, что это похоже даже на какое-то астральное путешествие. Инстинкт берет свое.
Что-то подобное я чувствовал на чемпионате Европы в 1988 году. В групповом матче мы проиграли сборной СССР, сильнее русские выглядели и в финале. Пока мы не забили первый, а затем и второй гол. Особенно важно было то, как именно провел второй мяч Марко ван Бастен: стало ясно, что от такого уже не оправиться. Даже когда они били пенальти. И он не стал для русских спасением: ван Брёкелен был исключительно уверен в своих силах — он точно знал, в какой угол будет метить Игорь Беланов.
Такие вещи часто случаются в детском саду: заведите в комнату несколько дошколят, поставьте в центре новенькую игрушечную машинку и уйдите. В результате начнется общий хаос, по итогам которого выживет сильнейший. Такое поведение связано с первобытными инстинктами. Что вы излучаете: раздражение или уверенность? Это сразу считывается окружающими. Если вы целый день слоняетесь по школе с опущенными глазами, вы будете жертвой. Сто процентов.
Есть ли такое понятие, как команда-жупел? Что ж, даже у лучших клубов мира есть соперники, которых они больше всего боятся. Когда я играл в «Милане», для нас таким соперником была «Верона». «Манчестер Юнайтед» нечасто проигрывает «Ливерпулю». Указать причину этого сложно, потому что никакой причины и нет. Дело действительно в ощущениях. По каким-то причинам эти клубы не могут выносить друг друга, и каждый раз перед игрой думаешь: на этот раз у них получится. Но в итоге не получается — пока в один прекрасный день все не меняется. Как в прошлом сезоне все изменилось для «Ливерпуля», выбившего «Манчестер Юнайтед» в ⅛ финала Лиги Европы.
Еще один феномен состоит в том, что некоторые команды чуть ли не из себя выпрыгивают в одном матче, а через неделю следует осечка в игре с записным аутсайдером, когда команда, кажется, играет вполноги. В пору моих выступлений за «Милан» соперники постоянно выкладывались в матче с нами на 110 процентов, играя на пределе возможного — или даже за его пределами. Для этих команд игра с «Миланом» была событием года. Конечно, это делало нас только сильнее. Как ни странно, когда я перешел в «Сампдорию» и мы играли с теми же самыми клубами, от бойцовского духа, который переполнял их в играх с «Миланом», почти ничего не оставалось.
Тех, с кем отчаянно боролся «Милан», «Сампдория» проходила уверенно. Разумеется, я задавался вопросом: как такое вообще возможно? Столь ощутимая разница кажется невероятной, и это чрезвычайно странно. Сезоном ранее я играл с теми же соперниками в составе «Милана», и сражались они гораздо более отчаянно.