Как соль... или Ангелы девяностых (СИ)

  Маргоша наблюдала за ними краем глаза и увидела, как Гуля положила купюру под блюдечко, и подхватив сумки, они направились к неприметной белой двери с трафаретной надписью 'Для персонала'.

  Кафе имело статус детского, и курить в зале не разрешалось, но Марго знала, что короткий коридорчик за этой дверью ведёт во внутренний дворик, где завсегдатаи заведения могли выкурить сигаретку.

  Маргошу так встревожили злорадные лица сообщниц, что не понимая зачем это делает, она отправилась следом.

   Они стояли неподалёку от двери и что-то внимательно разглядывали в Гулиной большой сумке.

  Маргоша услышала металлические щелчки.

   - Теперь магазин заряжен, вставляешь его в рукоять 'щёлк-щёлк', вот это предохранитель, подымаешь вот так 'щёлк', и до упора отводишь затвор и отпускаешь - раздался громкий лязг - всё, можно стрелять. Понятно? - инструктировала Гуля.

   - Ясно, - нетерпеливо отмахнулась Галка, - разберусь.

   Гуля опять завозилась, клацая металлом:

   - Я его разрядила, держи, - и она передала завёрнутый в белую тряпку пистолет, затем достала небольшую картонную коробку, - а это патроны, езжай за город и потренируйся...

  Значит, завтра в одиннадцать вечера вызовешь его на пустырь, тот, в вашем районе, за домами на Чернышевского. А ты уверена, что он придёт? - задала она вопрос сухим и деловым тоном.

   - Придёт, куда денется, он только строит из себя крутого, а сам сентиментальный как баба, - а вот Галкин голос так и сочился злобным торжеством. - Я скажу, что беременна, для него это будет б-о-о-льшим сюрпризом...

  Маргоша на цыпочках отступила обратно: 'Меня это не касается' - мысленно уверяла она себя - 'Пусть Мишка сам разбирается со своей подружкой' Но весь вечер она ходила сама не своя, и ночью почти не спала мучаясь сомнениями.

  Утром, не выдержав, она набрала Мишкин номер, - я только предупрежу, даже разговаривать не стану, - твердила она себе. Но трубку на том конце никто не поднял.

  В институте она тоже не находила себе места от беспокойства и каждую перемену бегала к автомату - звонить, но ей так и не ответили.

  После занятий, в шесть часов, она решила зайти к Мишке домой, - это мой гражданский долг, я бы так с любым поступила, - убеждала она себя. Но Мишки дома не оказалось, и Маргоша осталась ждать его во дворе.

  Она больше ничего себе не врала, а сидела на скамеечке, замёрзшая и перепуганная, с надеждой вглядываясь в блеск фар въезжающих во двор машин.

  И в десять часов Марго поняла, ей ничего не остаётся, как идти на пустырь и попытаться перехватить Мишку там.

  Посреди пустыря горел тусклый одинокий фонарь, освещая небольшой пятачок, по контрасту с которым, тьма вокруг казалась ещё непроглядней. Всё поле по краю заросло деревьями и купами кустов, в которых легко могла спрятаться рота солдат, а не то что две девицы.

  Это место считалось гиблым, когда-то здесь хулиганы зарезали женщину, а прошлой зимой тут замёрз наркоман, так что даже вездесущие собачники избегали сюда заходить в тёмное время суток.

  Маргоша не знала, где скрываются злодейки, и откуда приедет Мишка - она затаилась за стволом старого тополя и жутко трусила и переживала.

  Ей не повезло, Мишка заехал с дальнего края, а девицы обнаружились совсем неподалёку - в кустах, увидев свет фар, они завозились и о чём-то заспорили злыми приглушёнными голосами.

  И тогда, не выдержав нагнетаемого напряжения, Маргоша сорвалась и побежала навстречу Мишке.

  Она бежала через пустырь, отчаянно размахивала руками и громко кричала:

   - Миша не выходи из машины! Спрячься! Они хотят тебя убить! Спрячься!

  Но он ничего не понял, выключил фары и вышел из машины. Стоял у открытой дверцы и счастливо улыбался своей Маргошке.

  Господи, что за чушь она выдумала с этим сердцем! Вот он Мишка, и она его любит так, что сердце готово прожечь ей грудь и выпрыгнуть прямо ему в ладони. Только бы его не убили, только бы он остался жив...

  Она мчалась через пустырь как ветер:

   - Спрячься! Не выходи! Спрячься!

  А он ничего не понимал, стоял и улыбался.

  Маргоша почти добежала, ей осталось совсем чуть-чуть... но позади раздался громкий треск, будто большая сухая ветка сломалась, и что-то больно ударило её в спину.

  Она рвалась вперёд, но воздух загустел и тянулся за ногами как резина. И Мишка больше не улыбался, его лицо стало тревожным, он раскинул руки и пошёл ей навстречу.

  Но хоть Маргоша и бежала к нему изо всех сил, он начал отдаляться, делаясь всё меньше... меньше... меньше...

* * *

   Михаил Басаргин

  Когда он её подхватил, Маргошка ещё была жива - глаза с нежностью смотрели на него, а на губах трепетала робкая улыбка. Но жизнь из маленького Маргошкиного тела утекла прямо сквозь его пальцы - и он ничего не смог сделать. Глаза погасли, тело обмякло и потяжелело - его покинула душа, и оно стало всего лишь пустой оболочкой.

   Маргошка, любимая девочка, так похожая на беззащитного оленёнка, ушла от Мишки, теперь уже навсегда.

   Безысходность петлёй захлестнула его горло, и горе навалилась на плечи неподъёмным грузом.

   Маргошка была его любовью, его путеводной звездой. Мишка знал, без неё он станет ещё одним Жоркой Бочаровым месящим бабки на крови.