Как сон

Роберт доходит до ряда больших семейных склепов-памятников, среди которых торчит пугающая пока еще пустой массивной глыбой, но уже с достоинством возвышающаяся крипта Тестей; этот домик пока еще только ждет своих постояльцев, но за ним уже следят и чтут как самую ценную семейную реликвию; Тести выкупили себе место, которому не угрожают тектонические неприятности, в зоне, предназначенной для самых достойных граждан, и уже при жизни имеют свое место на кладбище с выбитыми именами, датами рождения и незаполненным пространством для даты смерти, уже приходят чистить его, полировать мрамор, промывать буквы с таким почтением, как будто не за камнем они ухаживают, а мумифицируют останки, каждую неделю, после каждого кислотного дождя, после каждого порыва ветра, засыпающего кладбище листьями. Вьют себе гнездо для последнего упокоения, гордые тем, что членов их семьи погребут не в могиле, а в склепе (особенно Тесть был чувствителен к словам, которыми его жизнь можно было бы превознести, облагородить), приезжают на кладбище, как на дачу, только как-то не по себе им оттого, что не могут официально приходить сюда на День Всех Святых, когда на кладбище самое большое скопление народа, чтобы принести сюда цветы и зажечь поминальные лампадки; люди приняли бы их за идиотов, потому что все знают, что склеп пока пуст, вот ведь несчастье при таком счастье, ну что ж, и так можно прогуляться, послушать, что народ говорит, как им завидуют, как, придавленные громадой и великолепием склепа, выражают восхищение и перешептываются о том, как должно быть хорошо лежать в такой прекрасной усыпальнице, господской, королевской, здесь тебя землей не присыпают, только кладут на каменный катафалк, такой склеп невозможно не заметить, таким склепом невозможно пренебречь, в его тени можно укрыться от жары и дождя, а сколько он должен стоить, лучше не спрашивать; Тести любят послушать украдкой, но предпочли бы оказывать кому-нибудь посмертные почести в блеске фотовспышек; а что, если оба они происходят из семей долгожителей, да и, кроме того, бабушки и дедушки вбили себе в головы, что желают лежать на далеких от городской черты кладбищах, особенно родители Тестя, отнюдь не гордившиеся политической карьерой сына; они не захотели лежать в одном склепе с ним, мать Тестя, хоть и дышит уже на ладан, умеет так огрызнуться, что ее лучше не трогать, не то такого наворочает, а СМИ только того и ждут, особенно после того, как она сказала, что ей претит сарматский балаган сына под крестоносно-католический аккомпанемент невестки, и, если бы кто-нибудь из СМИ до нее дорвался, она по полной программе скомпрометировала бы Тестя, хотя бы своими рассказами про то, как пела над колыбелью сына «Интернационал», как повязывала ему на шею красный галстук, когда он шел на первомайскую демонстрацию; оставим в покое родителей Тестя, пусть живут как хотят и делают что хотят, лишь бы сидели тихо и не высовывались.

Роберт смотрит на стену склепа и не верит собственным глазам: рядом с именем и фамилией Жены он видит свои имя и фамилию. Должно быть, долго решались они на такой шаг, буквы выглядят недавними, вырезаны другой рукой, а еще на Роберте, кроме звездочки и даты рождения, успели поставить крестик.

9

Чтобы это было в последний раз, это недопустимо, такая ситуация больше нетерпима. Господин Муж настаивает, уговаривает, объясняет, что дом является объектом охоты фоторепортеров, что Роза больна и что нельзя так бессовестно пользоваться ее слабостями, что в собственном доме стало совершенно невозможно спать; тогда спите где-нибудь еще, слышит он, или наконец уезжайте и перестаньте всех обманывать, слышит он, только ведь ты никогда не сделаешь этого, потому что ты сволочь, слышит он; Господин Муж не потерпит такого тона в собственном доме, тем более что жена еще спит; Господин Муж слышит, что он не должен при любовнице называть жену женой, теперь уж ясно, что он никогда не разведется, он слышит также хлопанье дверцы и шум мотора отъезжающей машины. Слишком много шума; он заглядывает в спальню, Роза спит, Господин Муж и впрямь обессилен, он с удовольствием лег бы рядом с ней, вот только немного освежится. Он устанавливает в ванной зеркала так, чтобы было видно спину; ну вот, есть следы, на ягодицах тоже, но у Господина Мужа не может быть претензий, разве не его теория, что без когтей нет кайфа, что коготки должны работать, даже раздирать до крови, подсыпать в любовь щепотку боли — самое то: она его царапает, он тянет ее за волосы. В то время как их гениталии утопают друг в друге, Господин Муж любит пошалить, называя вещи своими именами, любит быть в постели разнузданным, но если при Розе он вынужден следить за словами, то любовница позволяет ему выговориться; вульгаризмы как специи, он любит в минуты страстного сотрудничества нежно назвать ее шлюхой, сукой или еще как-нибудь (чем самозабвеннее клянет ее, тем скуднее набор прозвищ), но сколько в этом пикантности: любовница горда тем, что именно с ней господин директор банка практикует так называемый хищный секс.