– Хорош садовник, ничего не скажешь! – фыркнула къёльни. – Все вы, люди, плоды одной семечки: говорите одно, да так громко, обещаете помогать и защищать, а как до дела доходит – так сразу макушку вниз и давай на попятную. Ладно, коль ты так стараешься, порадуйся этой крохотной победе: добро пожаловать в замок твоего хозяина. – Последние слова Манебжи наполнила горячим ядом. – Но поспеши: как бы тебе не оказаться печеной на углях картошкой.
Эпл сунул ножницы за пазуху, схватил ведро, прыгнул на крыльцо – и вот теперь-то был таков.
Глава 7
Сон в жаркую летнюю ночь
Он плотно закрыл за собой тяжелую дверь, чтобы не пускать непрошеных гостей из мира растений. Было темно и тихо: замок спал. Страх и пламя еще не добрались до его обитателей.
За все время, что Эпл жил в Клубничной Лавине, в замок он заглядывал всего несколько раз. Когда он приходил сюда днем, его глаза разбегались от обилия роскоши: золотые канделябры, гобелены, картины и даже парочка статуй прекрасных дев в полный рост. Но посреди ночи замок выглядел как любое другое место: нагромождение болезненно острых углов и неприятно твердых поверхностей, которые без предупреждения выпрыгивали перед самым носом и норовили встретиться с ним, или с локтем, или с коленом. К счастью, темноту разбавлял пожар.
– Пожар! Пожар! Берегитесь! – орал Эпл и бежал по коридорам, громыхая ведром.
Просто удивительно, сколько шума можно устроить с одним куском железа и по-настоящему крепкой целью. Он не знал расположения комнат, поэтому пришлось заглядывать в каждую дверь. Так он оказался и в чулане, и в уборной, но главное – отыскал комнатенку слуг. Когда они чуть не сбили его с ног на пути наружу, Эпл еще немного покричал и погремел здесь, а затем отправился на второй этаж.
Он протащил уже изрядно помятое ведро по каждой ступеньке лестницы и едва не порвал себе горло.
Вдруг из темного коридора выпрыгнул человек.
– Что тут происходит? Кто это вздумал шуметь в такую рань?! Уже и ночью честным людям не сомкнуть глаз!
Эпл узнал этот голос, противнее самой скрипучей двери в поместье: Студемур. Если при свете дня он был похож на старую потертую трость, то теперь, в темноте, напоминал призрак этой самой трости в пижаме и колпаке.
– Мистер Студемур, это Эпл… – начал было садовник, но потонул в брызгах слюны управителя.
– А-а-а, мистер Сомти! Садовник, которому явно не терпится потерять работу? Что это вы возомнили? Опять носитесь за собаками или придумали новое развлечение?
– Мистер Студемур, замок в огне! – затараторил Эпл. – Все поместье в огне! Нужно найти сэра Барни. Вы знаете, где…
– В огне, говорите? – Студемур бросил подозрительный взгляд на окно в конце коридора и увидел красные отблески. – Пожар? Откуда?
– Мистер Студемур, сэр, где покои сэра Барни?
Но управитель не слышал его. Он причитал и качал головой, глаза его заволокла пелена:
– Пожар… но это же значит… как же так… все погибло, все мои усилия, моя работа… КОНЕ-Е-Е-Е-ЕЦ!!!
С этим криком он пронесся мимо садовника и запрыгал по лестнице вниз, как очень костлявый мячик.
«Ай да помощник, – подумал Эпл. – Такая правая рука хуже любой левой».
Ему ничего не оставалось делать, как отыскать барона самому.
Тем временем уже вовсю пахло дымом, а стены стонали и трещали. Все происходило слишком быстро, Эпл был не готов к такому. Он не ожидал, конечно, что Манебжи вдруг одумается и перестанет бесчинствовать, но замок выглядел таким надежным, нерушимым – настоящая крепость. И так легко сдавался огню…
На втором этаже Эпл нашел еще нескольких слуг, но все они, едва заслышав слово «пожар», убежали так быстро, что он не успел даже поймать их за рукав пижамы. Покои сэра Барни, очевидно, находились на последнем этаже, под самой крышей.
Под самой крышей. Эта мысль обожгла садовника словно ледяным кнутом. А что, если крыша обрушится? Или дым и огонь доберутся до сэра Барни раньше него?
Он бросился к лестнице, взлетел наверх – и словно где-то по пути незаметно переступил порог в другое измерение. По лепному потолку, съедая богатую отделку и обнажая скелет здания, ползали огненные змеи и растекались лужи пламени. На стенах плакали свечи, вспыхивали обои, тлели картины, колыхались гобелены. В дрожащем, коптящемся воздухе стояла невидимая стена жара, пройти через которую мог только настоящий храбрец – или большой глупец.