Около десятка ковров налетели сразу с нескольких сторон, спикировали на них, как ястребы на зайцев и осыпали умруновым десантом. Сержанты остались сидеть на коврах и выкрикивать команды своим солдатам.
Агафон не успел сказать ни слова, сделать ни жеста – шестопер одного из умрунов, пущенный меткою рукой, угодил ему в лоб, и он, изумленно охнув и скосив глаза, осел на землю, и тьма наступила для него чуть раньше, чем для остального мира.
Иван остался один и бился, как никогда в своей жизни – почти половины отряда не досчиталось гвардейское лихо царя Костея – но в конце концов черная, не чувствующая усталости и боли масса навалилась на него, теряя органы и части тела, повалила и связала.
На самом большом ковре сидел, поджав ноги калачиком, и самодовольно ухмылялся лейтенант Орел в лохматой овчинной куртке горца, примеряя в мечтах капитанский мундир и перевязь с чудесным мечом этого чужеземца. Стоило потерять половину лиха, чтобы завладеть таким! Даже если его не произведут в капитаны, а разжалуют в сержанты за потерю стольких гвардейцев, один этот меч все равно стократ стоил всех неприятностей.
Победители и пленники провели беспокойную ночь в той самой пещере. Может, она стала бы для Ивана и Агафона еще более мучительной, знай они, что за этой вершиной начиналась Красная горная страна.
Утром, когда солнце уже успело изрядно приподняться над горизонтом и просушить подмокшие за ночь транспортные средства гвардейцев, они вылетели в столицу царства Костей. Дорога у них заняла чуть больше семи часов, и незадолго до заката четыре ковра торжественно приземлились посредине внутреннего двора самого огромного, самого неприступного и самого безобразного замка, какие только повидал Иванушка на своем веку. Впрочем, оценивать архитектурные достоинства сего оборонительного сооружения ему долго не пришлось – их уже ждали.
Большой грузный человек, напоминающий скорее осадную башню, чем представителя рода людского, в черном кожаном мундире с розовыми пуговицами и ярко-зеленом жабо вокруг того места, где кончалась голова и начиналось туловище,[31]
назначил Орла лично охранять лукоморского царевича в месте его заключения, а сам ухватил Агафона за локоть и со всей галантностью осадной башни повлек его прочь. За ним последовали еще трое умрунов.Агафон, даже не думая о том, что можно вырваться и куда-то побежать, покорно следовал за генералом Кукуем. То и дело кривясь и охая, он разминал одной рукой, занемевшей до бесчувствия по дороге и только что освобожденной, другую, такую же чужую и непослушную, только еще хуже, потому что именно на ней он пролежал все эти семь часов.
Вообще-то, к чести его будет сказано, сначала он хотел запомнить дорогу, по которой его то ли вели, то ли тащили – так, на всякий случай, но запутался после очередного «…направо, две двери слева, вокруг бочки со штукатуркой, под лесами, налево… нет, прямо… это мы просто бетономешалку обходили… нет, налево все-таки… опять под лесами…», когда ему на голову упала малярная кисть с голубой краской.[32]
Останавливаться из-за такого пустяка их группа не стала и, разлепив наконец на ходу заплывший вонючей, но быстро сохнущей эмульсией глаз, он с облегчением признался себе, что не знает, где они теперь находятся, и поэтому отслеживать их извилистый, полный опасностей путь нет больше смысла, тем более, что его начало он уже позабыл.Поблуждав еще минут с десять по этажам, переходам и галереям в состоянии различной степени заштукатуренности и окрашенности, они пришли в крыло замка, которого перемены еще не успели коснуться своей чумазой разноцветной рукой. Здесь все было так, как он помнил со времен своего первого визита – серый шершавый камень наружных стен, серый гладкий камень стен внутренних, железные кованые прямоугольники двустворчатых дверей в обитых железом же проемах…
Интересно, что тут у милого дедушки происходит?
Сначала генерал с розовыми пуговицами и зеленым воротником, на фоне которого его ряшка больше всего на свете напоминала жабу на кувшинке. Потом этот ремонт, голубые потолки и лепные черепа вокруг окон. Что дальше? Старческое слабоумие?…
– Ты будешь находиться здесь, – их поредевший по дороге отряд по жесту генерала остановился перед одной такой дверью. – Проходи.
Тяжелая дверь даже не заскрипела – заскрежетала – и в нос Агафону ударил самый прекрасный в мире запах, запах, который он со светлой тоской вспоминал все их путешествие, запах, который он не ценил и даже ненавидел еще несколько дней назад – в своей прошлой, беспечной жизни, и который он иногда уже и не надеялся обонять вновь. Запах огромной старинной библиотеки.
– Я буду жить в библиотеке?!.. – не веря своему счастью, вопросил он, и на мгновение забыл и об Иване, и о Костее, и о бедной незнакомой, и от этого невыносимо прекрасной царевне, томящейся где-то в змеином логовище…