Первый подвиг Елены Прекрасной, или Библиотечный обком действует

Светлана Багдерина Первый подвиг Елены Прекрасной, или Библиотечный обком действует

Что с воза упало, на то напоролись.

Шарлемань Семнадцатый

К ужину Елена Прекрасная спустилась только потому, что положение обязывало.

После налета Змея-Горыныча, пропажи царевны Серафимы и исчезновения в неизвестном направлении царевича Ивана старая царица Ефросинья, сопровождаемая горничными и приживалками, горестно охая, удалилась в свои покои и пила весь день валерьянку стаканами, занюхивая пустырником. Царь Симеон, обуреваемый дурными предчувствиями и сердцебиением, позабросив планирование южной кампании, бродил как призрак самого себя по дворцу, от окна к окну, тревожно прищуриваясь на каждую пролетающую мимо птицу и отвечая на все вопросы невпопад. Бояре и дворяне с чадами и домочадцами подавленной, приглушенно перешептывающейся толпой слонялись из одного крыла дворца в другое и со двора в сад, не в состоянии прийти к единогласному решению – разъехаться по домам и оставить царскую семью в покое или поддержать их своим ненавязчивым присутствием в тяжкую минуту ужасной утраты, а заодно быть первыми, если появятся какие-нибудь новости. Слуги растерянно сгрудились в людской, выспрашивая друг друга, не видал ли кто, что там у царя-батюшки стряслось, и какие им от этого будут последствия. Стражники отводили глаза от беспричинного чувства вины и на всякий случай перестали пускать во дворец всех без исключения, как будто их могли обвинить в том, что это они пропустили в воздушное пространство дворца летучую гадину и дали умчаться в неизвестность без сопровождения юному царевичу…

Над всем дворцом висела серая атмосфера всеобщего уныния и неловкости, исправить которую едва ли смог незаметно подступивший теплый тихий вечер.

Новостей не было, но подошло время вечерней трапезы, и Елена приказала пересчитать гостей и накрывать в Зале пиров на всех, хоть и не до пира ей самой было сейчас – подташнивало с самого утра, и голова гудела как похоронный набат (тьфу-тьфу-тьфу!) и безо всяких напастей.

Ой, ноблесс, ноблесс…

Когда она прошла на свое место по правую руку от старого царя, согласившегося временно подержать бразды правления страной на время отсутствия старшего сына Василия и поэтому снова сидевшего во главе стола, ужин был уже накрыт, весь двор в сборе сидел со скорбными лицами, обливаясь слюнями,[1] и ждал ее.

Увидев, что Симеон и Ефросинья собрались с силами и спустились тоже, она с облегчением вздохнула: значит, можно будет посидеть минут пять-семь для приличия, и тихонько уйти. От запаха паштетов, дичи и расстегаев ее снова начало мутить, а постные лица придворных и их вымученные попытки подбодрить безутешных родителей сочувственно-бодренькими фразами могли только усугубить ситуацию.

Вяло поковыряв салат из привезенных специально для нее из самой Стеллы оливок и креветок и пригубив из кубка клюквенный морс, через пять минут после начала ужина Елена встала, ласково попрощалась с родителями мужа и плавной походкой будущей матери наследника престола вышла из зала.

– Чего изволите хотеть, ваше величество? – заботливо поправив шаль на ее плече, заглянула ей в лицо горничная Матрена. – Совсем ить не покушамши ушли, может, на ночь опять чего-нибудь припасти – голубцов там, пельмешков, бульончика, аль еще там чего?…

Царица честно задумалась над предложением.

При одной мысли о еде ее стало мутить еще пуще прежнего.

– Нет, спасибо, Матрена, ничего не надо.

– Ну как знаете, ваше величество. Не хочется сейчас – захочется потом, – утешающе махнула рукой горничная. – Не извольте беспокоиться. Если чего пожелаете – я мигом на куфню слетаю – Терентьевна-повариха быстренько обернется – приготовит.

– Да, спасибо… – рассеянно отозвалась Елена.

После сегодняшних переживаний, казалось ей, кушать ей захочется едва ли раньше, чем через неделю.

Бедная, бедная Серафима… Как это ужасно – быть схваченной и унесенной на верную погибель каким-то мерзким чудовищем в своем собственном саду, в кругу подруг, когда не ожидаешь ничего подобного! Буквально на ее глазах! Если бы это случилось с ней… страшно подумать… Она бы этого не пережила. Бедный, бедный Ион… Если бы от нее что-то зависело, она бы, не раздумывая, бросилась на помощь им обоим – только помочь им было не в ее силах. Да если бы и была такая возможность – какая польза может быть от нее, робкой, беспомощной, слабой, даже оружия-то в руках никогда не державшей?… Оставалось только вздыхать и сочувствовать – да только кому от этого легче? И за что только боги Мирра посылают такое испытание Серафимочке и Иону?…

Матрена распахнула перед ней дверь ее покоев, и в лицо сразу ударила приятная обволакивающая волна тепла от натопленной печки и… паров алкоголя. Тошнота, тут как тут, подкатила к горлу.

Горничная уловила запретный запах тоже и кинулась открывать окно.