Однако сохранить секрет не удалось — уж слишком хорошо была известна во всем мире внешность шаха. Это стало последней каплей, переполнившей чашу ненависти иранцев к Америке. В Вашингтоне было 3 часа ночи 4 ноября 1979 года, когда в отделе оперативной информации госдепартамента зазвонил телефон.[15]
В трубке прозвучал голос Элизабет Энн Свифт, сотрудницы политического отдела посольства США в Тегеране:
— Толпа беснующихся исламских студентов при полном попустительстве полиции ворвалась на территорию посольства. Примерно четыреста молодых иранцев окружили канцелярию и штурмуют другие здания комплекса посольства!
— Ночной штурм? — в недоумении переспросил сонный дежурный и вдруг опомнился: — Ах да, ведь там у вас уже одиннадцать утра!
О происходящем был поставлен в известность госсекретарь США Сайрус Вэнс. Единственное, что ему сразу стало совершенно понятно, так это термин «исламские студенты». Имелись в виду учащиеся медресе — мусульманских средних или высших школ, которые готовят священнослужителей, учителей и всевозможных служащих для работы в строгом соответствии шариату.
Прежде чем делать выводы, госсекретарь решил понаблюдать за развитием событий. Но оно оказалось неутешительным. Спустя полтора часа миссис Свифт позвонила опять:
— Фанатики с портретами аятоллы Хомейни на сорочках поджигают посольство. В окно я вижу дым и пламя… Сотрудники посольства пытаются связаться с кем-либо из членов иранского кабинета, но безуспешно.
Так в Вашингтоне поняли, что нападение на посольство санкционировано на самом «верху». Дабы не мешать событиям развиваться так, как то было предусмотрено аятоллой Хомейни и его ближайшим окружением, крупные иранские чины избегали каких бы то ни было контактов с американцами. Иранисты в госдепартаменте напрасно накручивали номера кабинетов в захваченном посольстве. Ответом им бывали, как правило, длинные гудки, а дважды раздалась фраза на ломаном английском в сопровождении дьявольского хохота:
— Шпионское гнездо слушает!
В напряженном ожидании прошли еще полтора часа. Все вздрогнули, когда вновь зазвонил телефон.
— За дверью моего кабинета фанатики связывают руки двоим безоружным американцам, — сообщила Элизабет Свифт. — Иранцы кричат, что убьют нас, мы пропали…
Это были последние слова сотрудницы посольства. В Вашингтоне могли лишь догадываться, что смуглый парень с портретом Хомейни на груди вырвал из рук Элизабет телефонную трубку и со смехом указал на дверь:
— Не желаете ли прогуляться, тётушка?
Фанатики объявили заложниками всех американцев, кого удалось захватить: 65 сотрудников и посетителей. Им завязали глаза и куда-то увели. Перед посольством бушевала ликующая толпа, шла бойкая торговля одеждой с «революционной» символикой и аудиокассетами с «революционными» речами аяттоллы.
Условия освобождения заложников «студенты», представившиеся членами «Союза мусульманских студентов», выкрикивали в мегафоны. От США требовалось выдать Ирану шаха и 90 миллиардов долларов, якобы украденных им у иранского народа. Больного раком шаха называли симулянтом и требовали допустить к нему иранских врачей для объективной оценки состояния здоровья.
— Смерть Америке! — хрипло ревела толпа. — Сме-е-е-е-рть!!!
Даже гитлеровская Германия не позволяла себе захватывать чье-либо посольство в центре Берлина, если не находилась с этой страной в состоянии войны. Американцами от мала до велика овладело чувство национального унижения. Президент Джимми Картер в отчаянии сжимал кулаки: вся мощь сверхдержавы, все ядерные боеголовки, все авианосцы и стратегические бомбардировщики были сейчас бессильны. И это за полтора года до президентских выборов!
Выдать тяжело больного шаха означало обречь его на мучительную смерть (например, побитие камнями), к какой непременно приговорит экс-монарха революционный трибунал. Передать иранским муллам авуары шаха из американских банков также явилось бы поощрением фанатизма. Начался суетливый поиск мало-мальски приемлемого компромисса с участием дипломатов других стран.
Однако спустя двое суток стало ясно, что иранцы уступать не собираются.
— Положение безвыходное! — мрачно констатировал Джимми Картер.
Все, что мог сделать президент, так это ввести эмбарго на импорт иранской нефти в свою страну. Кроме того, были заморожены иранские активы в банках США. Захват заложников вызвал лихорадку на нефтяных рынках, перераспределение международных нефтяных потоков и резкий скачок цен на нефть, вплоть до $45–50 за баррель на отдельные партии. Столь высокой отметки цена более не достигнет в XX веке ни разу. Все компании стремились создать максимальный запас нефти и даже, не считаясь с расходами, фрахтовали в качестве нефтехранилищ танкеры.
Дабы своим присутствием не усугублять кризиса с заложниками, спустя еще несколько дней умирающий шах в узком кругу верных приближенных спешно вылетел в Панаму, а оттуда в Египет. Но это уже ничего не изменило.
— Смерть Америке! — ежедневно слышали американцы из своих телевизоров, — Смерть Большому шайтану!