Я вытащила из конверта второй пакет документов. Сердце тут же защемило, а глаза наполнились слезами. Я моргнула, глядя на красивое лицо Эвана. Джеймс проделал отличную работу, сменив фон снимка, сделанного в Северной исправительной колонии, на бледно-голубой, необходимый для водительских прав.
– Джастин Холлистер, – пробормотала я.
– Тоже ничего смешного, – сказал Дэллисон. – Я рассчитывал на Герберта или Адольфа.
Я ткнула его локтем в бок и посмотрела на Джеймса.
– Спасибо большое. Все замечательно.
– Я знаю, – фыркнул Джеймс. – И абсолютно законно. Чистые номера социального страхования, лазерная перфорация, актуальные штрих-коды и ультрафиолетовые печати.
Я кивнула, разглядывая голографическое изображение на своем новом водительском удостоверении.
– А при устройстве на работу номера социального страхования будут действительны? Нет риска?
Джеймс снова фыркнул.
– Моя работа не подразумевает
Я выбрала первый вариант. Спрятала документы в сумку и так крепко ухватила ее, словно кто-то собирался отобрать.
Спустя неделю я прощалась с Дэл. Она снова оделась в рабочем стиле, с блестками и пышной прической. И пока я засовывала вещи в машину, промокала глаза платком.
Пикап я купила на деньги, которые выиграла в поэтическом конкурсе, организованном журналом «Поэзия Среднего Запада». Две недели назад представила свое стихотворение, и оно заняло первое место, а я получила приз – три тысячи долларов. Когда пришел чек, я расплакалась. И пусть это законное литературное достижение, то, о чем следовало кричать от радости, но я плакала от облегчения. Благодаря этим деньгам я могла позволить купить себе средство передвижения и отправиться на запад, чтобы обустроиться на озере Пауэлл.
Я закрыла пассажирскую дверцу. На переднем сиденье уместилась вся моя жизнь: две сумки с одеждой, несколько книг и поэтические журналы. К приборной панели я прикрепила фотографию, на которой мы с Дэл работаем вместе за стойкой бара «Рио».
Я повернулась и посмотрела на свою лучшую подругу, чувствуя, как сердце разрывается на части. С момента слушания месяц назад она не только дала мне работу, но и позволила пожить у себя, отказавшись брать с меня деньги.
Окружной прокурор хотел возбудить дело, но судья, несмотря на громкие, визгливые протесты Пэтти, не нашел достаточных доказательств, чтобы обвинить меня в смерти Ли Стивенсона. Пожар в домашней лаборатории по производству наркотиков уничтожил все, что могло бы хоть как-то указать на меня. Единственной весомой уликой в мою пользу стало признание Эвана Сэлинджера в убийстве, когда он позвонил в полицейское управление Рапид-Сити по одноразовому телефону.
Когда назначенный мне судом адвокат включал запись признания перед присяжными, я вздрогнула, услышав холодный, безжизненный голос Эвана. Казалось, что говорит маньяк, человек с психическим расстройством. Это хорошо вписывалось в его послужной список: склонность к насилию и ментальные расстройства, осуждение за нападение и отбывание срока в Северной исправительной колонии. Он сбежал из тюрьмы, угнал пикап и направился в Долорес, где убил моего жениха. Протащил меня через полстраны и попытался утопить в Редуотере. Только вот сам погиб, затянутый подводным течением и бурными порогами реки в месте, закрытом от людей.
Ужасно уродливое искажение правды. Я испытывала почти физическую боль, слыша, как о нем говорят. Впрочем, Эван знал, что так все и будет. Он прожил всю жизнь в искаженном восприятии окружающих. И чтобы вырваться, воспользовался этим. Я очень гордилась им и именно поэтому держала рот на замке и подыгрывала. Чтобы он теперь уже он был в безопасности.
– Ты уверена в этом, девочка? – поинтересовалась Дэл. – Ты же в курсе, что я тебя люблю. И спрашиваю именно поэтому.
– Знаю. Я тоже тебя люблю. И его. Я дала обещание и собираюсь его сдержать. Поэтому следую плану. Поеду домой и буду ждать его.
Судя по выражению лица, подруге я казалась подростком, утверждающим, что на соседской крыше видел Санта-Клауса. Я рассказала ей о нашем путешествии, конечно, упустив некоторые интимные подробности. Дэл отреагировала вполне ожидаемо. Она одновременно беспокоилась, была полна скептицизма и опасалась за мое здравомыслие. А я начала понимать, что именно Эван чувствовал всю свою жизнь.
Дэл еще мгновение изучала меня своими пронзительными темными глазами, а затем вздохнула.
– Ты действительно любишь его, дорогая. И только это имеет значение, верно? Нельзя отказываться от любви. Никогда.
– Верно, – согласилась я. – Одна мудрая женщина однажды сказала, что лучше удерживать что-то перед собой. Надеяться.
– Понимаю, детка, но то, во что веришь ты…
Она замолчала, но я словно наяву услышала недосказанные слова. То, во что верю я, является чудом.
– Мне пора ехать, – проговорила я, крепко обнимая подругу. – Я буду скучать по тебе. Сильно.